Шрифт:
В бой князь не пустил, удержал в штабе, и тут обнаружилась способность Степана к языкам. Заговорил по-немецки, затем с помощью пленного офицера по-шведски. Ещё нужнее стал Горохов — допрашивает «языка», пойманного шпиона, переводит речь парламентария либо дипломата союзной державы — Пруссии, Мекленбурга, Дании. Поднаторев в этикете, в танцах, в карточной игре, в комплиментах женскому полу, допущен был в бомонд [46] . Поручения имел деликатные…
Доверие к адъютанту — ныне капитану — полное. Должность, которую он занимает при Александре Даниловиче, нигде не обозначена, вслух не упоминается. Полицеймейстер Дивьер разнюхал, конечно, и негодует. Но как быть светлейшему, если на зятя положиться нельзя — навсегда ведь обижен.
46
Высший свет (от фр. beau monde).
— Зеваешь, батя, — сказал Горохов и съел пешку.
Солнце опускается в залив, в серую пустоту, полоска левого берега истончилась в дымке, рвётся, сумерки отъединяют княжеский бург — враждебные тени кругом…
— Весна скоро, Горошек. Совсем отрежет нас…
Тронется Нева — берега на неделю, а то и дольше будут разобщены. Репнин пока ещё в городе, тянет с отъездом… Подумывал светлейший загодя перебраться, чтобы присматривать за царицей неусыпно. Нет — чересчур явное выкажет беспокойство. Но глаз и ушей там, за Невой, надобно вдвое больше, втрое…
— Квартиру подобрал себе?
Месяц-другой поживёт капитан в доходном доме князя, что возле Адмиралтейства. Задача гласная — надзор за Галерной верфью, негласная — наставлять тайных доносителей и число их увеличить.
— Есть камора, батя.
— Соседи кто?
— Трубач царицы, Корнелий, австриец. И плотник с верфи, Леонтий, оброчный графа Шереметева.
— Ноев ковчег. Добро. Стерпишь трубача?
— Чай, не оглохну.
Сколько же денег выделить на расходы? Прикидывает. Мелюзге — мелкие подачки, персонам более значительным — лучше подарки, чем чистоганом. Например, статс-даме её величества…
— Подкатись, Горошек!
Мужчина ладен, плечист, морда лопается — какая девка прогонит! Уши вот оттопырены, а то — Аполлона лепи с него.
— Примять бы тебе уши утюгом, что ли… Действуй, Степушок! Степушок-петушок… Атакуй курочку!
Прозвищ для него — ласковых, шутливых, а то и с издёвкой — не меньше, чем некогда у царя для друга Алексашки. Так, со смешком и как бы потешаясь, обсудили секретную кампанию. Горохов внимает, преисполненный восторга. Ради князя-благодетеля улестит и обманет, полюбит и разлюбит. Женат кавалер, но супруга пребывает безотлучно в поместье под Калугой, ибо сырость питерская ей вредна.
Исчезло светило в море, темнеет в Ореховой, а Пётр на портрете до странности долго сопротивляется тьме. Рыцарские латы неразличимы уже, рука, сжимающая жезл, едва мерцает, а лицо, пышущее молодостью, сияет будто живое.
— Благослови, государь!
И Горохов поднял глаза — с обожанием, молитвенно.
Отбиваясь, возвышается
— Карау-л!
Пьянчуга брёл как во сне, свалился в сугроб, потерял шапку. Затем, потрогав свои сивые патлы, завопил ещё громче:
— Кара-ул-л!
Орал истошно, разевая беззубый, цингой изуродованный рот. С берега сполз на карачках, заковылял, спотыкаясь, набивая синяки, по торосистому льду.
— Тихо ты! — кричали ему. — Эва таракан!
У полицейских мода — все как один отращивают длинные, висящие книзу усы. Схваченный за грудки, пьянчуга бессмысленно таращил белёсые глаза. Невдомёк ему было, что шёл прямо наперерез траурной процессии.
Гроб с телом Петра несли из Зимнего в церковь Петра и Павла. Нева замёрзла крепко, весь Питер высыпал на Неву.
«А понеже он, Онисим, напился до беспамятства и отчего кричал караул сказать не мог, дано ему батогами десять ударов».
Красный гроб на мужских плечах и следом золото, костры золота на бархате подушек. Шагают гвардейцы — зубы стиснуты, руки вытянуты — не дай Бог уронить священную ношу короны Великой, Малой и Белой Руси, Астраханского царства, Казанского, Сибирского. Следом два полковника ведут под уздцы любимую лошадь Петра, носившую его в сражениях.
Царица в чёрном — ни украшений, ни регалий, ослабевшая от горя. Слева поддерживает её Меншиков, справа адмирал Апраксин. В толпе крестятся, падают на колени.
Наблюдал шествие, гарцуя верхом, шевалье де ла Мотрей, знаменитый путешественник, видевший пирамиды Египта, мечети Стамбула, родину Христа Вифлеем.
— Приблизиться к Екатерине, — сказал он потом французскому послу Кампредону [47] , — я не посмел, естественно. Вдова действительно так убивается до сих пор?
Дипломат — низкорослый, движения быстрые, цепкие, искры иронии в чёрных испанских глазах — усмехнулся, погладил седую бородку клинышком.
47
Кампредон — французский дипломат. Вначале работал в Швеции, где ему поручено было содействовать мирной договорённости между Россией и Швецией. В 1721 г. стал полномочным министром при царе всероссийском с правом заключения договоров, выгодных для Франции. Жил в России с 1721 по 1726 г. и оставил интереснейшие записки о петровском времени.