— Ваше преосвященство, — сказала она, — ваше великодушие не знает границ. Если когда-либо мы сможем быть полезными вам…

— Госпожа, — галантно ответил он. — Вы можете пожалеть об этих словах. Мы будем возвращаться той же самой дорогой.

— Будем рады видеть вас, — ответила она.

Смотритель замка проводил их к внутреннему двору и повторил свой совет о том, что в лесу необходимо все время быть настороже.

— Вы слышали о нападениях на путешественников в этой местности? — спросил капитан.

— Нет, — ответил смотритель. — Но горничная моей жены — дочь моего лучшего лесоруба — сказала Эмилии, что нашим гостям лучше быть поосторожнее. Я думаю, что она что-то слышала от отца. Он человек довольно мрачный по натуре и всегда опасается самого худшего. Кроме того, вчера вечером мне показалось, что я слышал, как по лесу пробирались браконьеры, но они скорее нападут на моих оленей, чем на гостей. Но все же на вашем месте я бы оставался настороже, капитан.

— Вы в состоянии обращаться с мечом? — напрямик спросил капитан.

— Да, — ответил Жилберт. — Не так ловко, как тогда, когда я мог пользоваться обеими руками, но все же достаточно хорошо. Вы сможете дать мне один из ваших?

— Да. Тогда у нас будет десять вооруженных мужчин, — сказал он. — Его преосвященство так же вооружен мечом, как и его священники. Они могут защитить себя. Мы все должны быть готовы к бою. Еще повар и его помощник, а старший конюх вооружен копьем. Вы сегодня поедете верхом?

— Да, капитан.

— Если на нас нападут, то вам, вероятно, трудно будет спешиться.

— Я могу сражаться в седле; лошадь сделает все, что я скажу.

— Вы уверены? Мне этот конь показался непредсказуемым. — Капитан бросил на него подозрительный взгляд и послал кого-то из своих людей за мечом.

Стараясь не шуметь, они двинулись по дороге, напряженно ожидая, что на них в любой момент могут напасть разбойники — пешие или верхом на низкорослых лошадях, привычных к горным дорогам. Монахинь и других женщин, а также юношей, которые были слишком молоды, чтобы управляться с дубинкой или пикой, отправили в середину процессии, между двумя крытыми повозками; остальные расположились по краям. Дорога постоянно поднималась вверх и изгибалась. Ничего не происходило. Понемногу они начали ослаблять бдительность.

Внезапно старшина стражников и двое стражников, сразу за которыми двигалась первая повозка, повернули на очередном изгибе дороги и резко остановились. Дорогу им перекрывала толпа. Но это были не свирепые бандиты, а группа женщин, среди которой было несколько стариков и детей. Они были босые и одеты в грубые платья, подоткнутые так, что были видны их крепкие ноги. Кое-кто был вооружен: впереди стояли две решительно настроенные женщины и размахивали кухонными ножами.

— Где слепой? — спросила самая смелая из них. — И его дочь?

— Что вам от него нужно? — спросил старшина стражников. — Отойди, женщина, и дай нам пройти.

— Но сначала вы отдадите нам слепца, — повторила женщина.

Тогда другая женщина с космами спутанных волос и одетая в рваное и грязное платье, вышла из толпы, неся на руках ребенка двух или трех лет.

— Она просит для меня, — сказала она. — Это моя сестра. Клянусь, она не хочет вас обидеть. Мой ребенок умирает, а я узнала, что этот слепой человек сделал для ребенка из замка. Он должен помочь мне. Прошлой зимой я потеряла всех детей. Этот малыш — все, что у меня осталось.

— Это правда, — произнес голос из-за се спины, — Безумная Марта не лжет.

Беренгер выехал вперед и посмотрел на несчастную.

— Господин Исаак? — обратился он к лекарю.

— Я осмотрю ребенка, — сказал Исаак, — но если это заразное заболевание, которое сгубило остальных детей, я не смогу вам помочь.

— Они погибли в пожаре, — сказала женщина с кухонным ножом. — У этого жар и опухоль. Это не чума, клянусь вам. Я знаю, что говорю. Гореть мне в аду, если это чума, господин.

— Дайте-ка я посмотрю, — сказал старшина стражников. — Покажите мне ребенка издали.

Мать подняла ногу ребенка и показала ее старшине стражников.

— Это — гнойная инфекция, — сказала Ракель. — Это и отсюда видно. Принесите мальчика.

Они расстелили одеяло и положили на него ребенка. Затем Ракель дала ему немного снадобья, чтобы облегчить боль, тщательно промыла ногу, перевязала ее и начала удалять гноящиеся ткани. Она вычистила рану, промыла ее вином, перевязала, приложив травы, и возвратила рыдающего ребенка матери.