— Патрик!

Ухмыляясь, Харпер сполз в ручей и пошлёпал с шомполом в одной руке, карабином — в другой, к лодке, выведенной Шарпом на полосу расчищенной от ила и растительности воды.

Под весом ирландца лодка осела. Шарп, отталкиваясь веслом от топкого дна, двинул судёнышко вперёд. Ободренные тем, что по ним больше не стреляют, ополченцы усилили огонь. К счастью, меткостью они не отличались, и беглецы, то, работая вёслами, будто шестами, то цепляясь за камыши, выплыли из ручья.

Стремительный поток развернул лодчонку, и Крауч понёс друзей к морю, которое, насколько помнил Шарп, находилось километрах в трёх.

— Вёсла!

Стрелки ударили вёслами, отгребая к северному берегу.

Свинец без толку дырявил воду за кормой. Крики бессильной ярости смешивались с лязгом шомполов.

— Медлительные, как улитки. — презрительно высказался Харпер, — На каждый их выстрел я ответил бы двумя, а то и тремя!

— Хватит трепаться. — оборвал друга Шарп, — Греби давай.

Харпер не обиделся. Он был намного сильнее Шарпа, и лодка шла одним бортом чуть вперёд. Каждый гребок осыпал друзей дождём холодных капель с вёсел.

— Насчёт этих псов, сэр… Похоже, я всё-таки уложил одного.

— Уложил?

— Случайно, сэр. Прицел неверный взял.

— Чёрт с ним. Нас они вон тоже не жалеют!

От ополченцев их отделяли сто с гаком метров. Шальная пуля отколола от борта длинную щепку и улетела в темноту. Харпер хохотнул:

— Меткое попадание!

— Греби, греби!

Крауч нёс плоскодонку мимо Фаулниса, и Шарп заметил пехотинцев, предводительствуемых одиноким всадником. Мушкеты плюнули огнём. Водная гладь отразила вспышки. Нос лодки ткнулся в северный берег. Харпер выскочил на сушу и одним махом втащил за собой плоскодонку. Нащупав на дне лодки заветный свёрток, Шарп перевалился через борт. Ирландец, опершись на колено, целился из карабина во всадника на южном берегу.

— Даром пулю потратишь. Расстояние великовато.

— А вдруг? — отозвался Харпер и дёрнул спусковой крючок.

Свинцовый шарик прожужжал над Краучем. Харпер заорал во всю мощь лёгких:

— Гостинчик из Ирландии тебе, дурак набитый!

Вопль огласил противоположную сторону реки. Шарп затруднился бы уверенно определить, вызвало крик уязвлённое самолюбие либо уязвлённая плоть. Качая головой и пряча ухмылку, майор повёл донельзя довольного собой друга на север.

С Фаулниса они выбрались, но Шарп не обманывал себя: для Гирдвуда слишком многое было поставлено на кон, и в эту минуту ополченцы, не жалея коней, скакали к ближайшему мосту или броду через Крауч.

Друзья отклонились к западу, где виднелись лесистые холмы — кошмар для конницы, находка для пехоты. Стрелки спешили убраться подальше от Крауча, чтобы утро не застало их на болотистых равнинах, которые завтра будут кишеть раззадоренными потерями в своих рядах ополченцами. Пока что Бог миловал. Не сверкали вдали каски и клинки. Казалось, друзья одни в этом тихом краю спящих хуторов, низких холмов, обильных пастбищ и тёмных рощ.

Рассвет принёс разочарование. С вершины очередного холма беглецам открылась река, в сравнении с которой Крауч представлялся жалким ручьём. Нечего было думать, чтобы переправиться через неё, не имея лодки под рукой. Путь на север был отрезан. Позади, на юге, рыскали кавалеристы. На востоке раскинулось море. Оставался запад, но и там, скорее всего, было полно патрулей.

Шарп размотал свёрток, что дала ему Джейн, и мысль о её гипотетическом замужестве окончательно испортила настроение. Неужели сэр Генри и вправду собирается выдать её за Гирдвуда, за самодовольного карлика с просмоленными, как бочка золотаря, усищами? Шарп вспомнил тепло её пальцев на своём запястье, и в который раз поклялся, что не допустит этого брака. Брака, вызывавшего у Джейн отвращение. Брака, наполнявшего сердце Шарпа отчаянием, ибо (от себя-то не скроешь!) стрелок и сам жаждал надеть на эту прелестную ручку обручальное кольцо!

В чёрном платке лежал кулёк из вощёной бумаги, внутри которого обнаружился хлеб, бледно-жёлтый сыр и шмат странного вида мяса, покрытого желеобразным жиром.

— Это что? — Харпер потрогал мясо пальцем.

— Попробуем. — Шарп отрезал кусок отобранным у часового на Фаулнисе штыком и отправил в рот, — Слушай, а вкусно!

Кроме еды, в платке нашёлся небольшой кожаный кошелёк с тремя гинеями (благослови, Господи, Джейн!)

Харпер уписывал за обе щеки:

— Могу я задать вам вопрос, сэр?

— Да.

— Долго ли вы поджаривали пятки сэру Генри, прежде чем он согласился снабдить нас всем этим?

— Симмерсон в Лондоне. — припомнил Шарп разговор над трупом Мариотта, — Ты помнишь молокососа, которого прикончил под Талаверой? Кристиана Гиббонса?

— А как же.

— А его сестру?

Четыре года назад, после встречи с Шарпом над могилой брата, Джейн, выходя, столкнулась в дверях часовни с Харпером.

— Неужто она? — не поверил ирландец.

— Она. — сказал Шарп скучающе, как будто нет в мире ничего более обыденного, чем помощь юной леди двум дезертирам. Жуя сыр, он поспешно добавил, — Сыр-то неплох?