Шрифт:
* * *
Я никогда не верю в это чудо: Что вот перо возьму, и на листе Из ничего, неведомо откуда Возникнут и окликнут строки те. Они меня подхватят без вопроса, Потом затянут в трудный разговор И разместят всего легко и просто, И обнажат смущенье и разор. И доведут до горечи и боли, Все без разбора выскоблят опять, И, удивившись, буду я доволен, Забыв что мне за это отвечать. 1994 * * *
Рукописи рвут с досады И сжигают со стыда, В этом рвении отрады Не бывает никогда. И не слава Герострата Привлекает в этот час, Не страшит увы утрата Тем, что в них частица нас. И людское милосердье Не берется тут в расчет, Мнение кристальной тверди Нас безжалостно сечет. Никакого гонорара Не хватает на искус, Чтобы скрыться от кошмара Не спасает и Иисус. В этот миг одно доступно: Все с начала повторить, Если это все подспудно И нет сил иначе жить. 1993 * * *
Не прячься за строку стиха, Ты ей просвечен, как рентгеном, Тут воля божья или гены, А остальное — чепуха. Увы, за рифмой не иди, Она коварна и беспутна, И ей победа недоступна, А пораженье впереди. Но если в боли и мычанье Родился стих, слова пришли, Желанно сладки все мученья Полуистерзанной души. 1989 * * *
Художник, наград не преследуя, Пиши пока пишет рука, Как будто минута последняя, А в запасе — глухие века. Но если ты ждешь только случая На этом возвысится чтоб, Тогда не велико ты мученик, Только тающий праздно сугроб. В огне доброты не сгорающий, Ты будешь сто раз умирать, Когда не помогут товарищи И оплачет заранее мать. Безвестный равно или признанный, Что сердце велит, соверши. Поэзия — это пожизненно Земляные работы души. 1986 Г. Цейтлину
* * *
Чтоб каждое пятно, Сошедшее на холст, В картине обрело Свою любовь и меру, Как долго грунтовать Бедой его пришлось, И сердце сколько раз Бросала жизнь к барьеру. В мозаике всегда Укатанной и гладкой, Где вышел побродить Уставший огонек, Ты будешь вновь туда Невольно и украдкой Глядеть, чтобы опять Его постигнуть мог. Нам тайны раскрывать Велит неугомонность, И радость не сулит, И шлет порой беду, Чтобы мазок бросать На этот холст огромный, Который всем открыт И вечно на виду. 1993 * * *
Пока перо бумаги не коснется Тревожно медлит первая строка, На первый шаг купальщицы похожа, Но вдруг решится И наверняка Подать сестре доверья рифму может. Не ошибись, подругу ей послав, Не обмани, случайно бросив слово, Не разделить уже отлитый сплав, Как не прожить однажды прожитого. 1993 * * *
И все же к простоте ломились И Эренбург, и Пастернак, Она далась им не как милость И не явилась просто так. Но объяснить никто не сможет, Ну, разве что искусствовед На счетах время подытожит И какова цена побед. Строка короткая беспечна И остроигла, как ерши, Зато как формулы — навечно Их откровения души. И если грянет катастрофа Среди стремительных планет, То смогут вновь по этим строфам Восстановить наш горький свет. 1993 * * *
От бытия ему икается, И с прошлым все Перекликается, И ныне он без интереса До прагматичного прогресса, И все внутри без затруднения Находит он для обновления. И это не простят ему, Понятно точно — почему: Всегда он неблагополучен Поскольку нестандартно штучен. 1993 * * *
То ли сидя во дворе кемарить, То ли сочиняет «Ревизор», А двойник на именном бульваре, Не стесняясь, вышел на позор. Что бессмертному до этой доли Он уже при жизни все сказал судьбе, Скульптор знать забыл, что поневоле Он ваяет памятник себе. Может быть, рассерженной толпою Вынесет сидящего на люд, А пока что в Гоголя, не скрою, Правда, целясь в скульптора, плюют. 1993