Когда над Республикой вновь возникла угроза — на сей раз с Востока — именно Сципион разбил орды царя Антиоха, угрожавшего Европе. Он и только он сделал Рим мировой державой и очертил принципы новой внешней политики, откоторой веет дыханием Современности. Чем же отплатил Рим одному из величайших своих сыновей?

Когда схлынул угар победы, вокруг Сципиона начала сжиматься юридическая петля. Сначала посыпались обвинения в растратах и взятках против его окружения, потом добрались и до него… Это была самая настоящая травля.

Я уже упоминал, что любимые развлечения римлян — политика и юриспруденция. Напомню, что не было лучшего способа прославиться для честолюбивого молодого человека, чем подать в суд на именитое лицо. И чем громче было имя ответчика, тем громче слава отважного юнца. О правдоподобии обвинений особо не заботились — главным был процесс. Перед судом блистали красноречием адвокат и обвинитель. Обвиняемый же, дабы вызвать к себе сочувствие публики, приходил в жалком рубище, небритый и оправдывался. Так выглядела процедура.

Плутарх так писал об этом: «Выступить с обвинениями даже без особого к этому предлога вообще считалось у римлян отнюдь не бесславным, напротив, им очень нравилось, когда молодые люди травили нарушителей закона, словно породистые щенки диких зверей…»

Задачей врагов Сципиона, которые действовали руками науськанных юнцов, было унизить величайшего гордеца, который всю жизнь не считал для себя возможным перед кем-либо в чем-либо оправдываться. Долгое время он был практически единоличным правителем всей Испании, привык к всеобщему подчинению… Как унизительно ему будет выйти на Форум в рубище и оправдываться перед зеленым юнцом, который обвинит его в растрате захваченных в одном из поверженных городов денег!

Не вышло. Сципион пришел на судилище в белой тоге, гладко выбритый, с венком победителя на голове. Он не собирался ни в чем оправдываться. Не обращая внимания на всю судебную канцелярию и обвинителя, он повернулся лицом к народу и сказал:

— Сегодня годовщина моей славной победы. Пойдемте славить богов, пить-гулять, возрадуемся…

Повернулся и пошел. Огромная толпа, пришедшая поглазеть на унижение великана, на мгновение замерла, потом вдруг радостно взревела и повалила за своим кумиром. Растерявшиеся судейские какое-то время обалдело смотрели на происходящее, а потом побежали за всеми. Побежал даже обвинитель, «вопя здравицы громче всех», как отмечает Валерий Максим.

Но Сципион понимал, что подобный трюк проходит только раз. И что его будут звать на суд снова и снова, пока не растопчут, а главное — будут прессовать из-за него его друзей и родню. И он, создавший Риму мировое имя, уехал из любимого города в отдаленное поместье вместе с Эмилией, так долго ждавшей его с разных войн. Навсегда. …Не хорони меня в Риме…

Кто же так несправедливо поступил со Сципионом?

Не важно кто, важны причины. А они крылись в том, что в это переломное время на улицах и площадях Рима, а главное, в головах римлян столкнулись две волны — Варварства и Цивилизации, Древности и Современности, Прошлого и Будущего, Деревни и Города.

Тусклый провинциальный Рим стал превращаться в мегаполис. То есть в Цивилизацию мирового уровня. До того Рим был цивилизованным только относительно-относительно испанских дикарей, например. А тут…

Словно прорвало какую-то плотину — вот что это напоминало. Римляне последние два десятка лет жили с чужим мечом над головой — по стране разгуливало враждебное войско с непобедимым полководцем, само существование Римской республики было под вопросом. И вдруг все резко изменилось. Не только исчезла угроза отечеству, но и само отечество вдруг взлетело на седьмое небо хозяев мира. У римлян теперь не было врагов. Не врагов вообще, но врагов равных, таких, какой была Карфагенская республика. Победители вдруг осознали в полной мере то, что поняли уже все в Средиземноморье — Рим теперь правит вселенной! Кессонная болезнь.

Веселящий газ ударил в головы римлян. Начался знаменитый римский ренессанс. Рим стал стремительно преображаться. Доселе он представлял собой довольно унылое зрелище. Вот как описывает город Плутарх: «Рим не имел и не знал ничего красивого, в нем не было ничего привлекательного, радующего взор — переполненный варварским оружием и окровавленными доспехами, сорванными с убитых врагов… он являл собой зрелище мрачное, грозное и не предназначенное для людей робких».

Близко познакомившись с тем, как обитают люди за границей, римляне вдруг открыли для себя, что можно, оказывается, жить не только в аскезе и сплошных тяжких трудах, как диктовала им вчерашняя мораль, но и в развлечениях. Комфорт! = Гедонизм! = Цивилизация! = Культура!..

Заграница произвела на римских солдат и центурионов то же впечатление, что на русских солдат периода наполеоновских войн произвели виды и установления Европы. В Риме появился масскульт в виде легких греческих комедий, начались пирушки и гулянки, в город зачастили знаменитые иностранные актеры. Римляне открыли для себя нечто невиданное доселе — деликатесы. Огромной популярностью стали пользоваться необыкновенно приготовленные блюда, а раб, умеющий хорошо и интересно готовить, стал стоить бешеных денег… В пьесах этого периода одни герои-римляне — поклонники греческой культуры — называют других героев-римлян — поклонников старых суровых традиций — «варварами-кашеедами». Потому что извечная римская крестьянская еда — каша — стала ассоциироваться с примитивностью и варварской простотой.