Рядом с ним остановился проводник:

— Билеты, пожалуйста.

Ломбард посмотрел на него с бессмысленной улыбкой.

— Все в порядке, — сказал он. — Я нашел ее.

«Я нашел ее. Я нашел ее. Я нашел ее».

Автомобиль подъехал к дому почти бесшумно. И лишь потом через стеклянные двери он услышал слабый шорох отъезжающей машины. Он поднял глаза и увидел, что у входа уже кто-то стоит, женская фигура, выглядевшая на фоне стеклянной двери как привидение. Она немного приоткрыла дверь и теперь стояла, наполовину высунувшись на улицу, оборачиваясь и провожая взглядом машину, которая ее привезла.

Он почувствовал, что это именно она, хотя и не мог бы объяснить почему. То, что она появилась одна, как женщина свободная и независимая, еще более укрепило его в правильности своей догадки.

Она была потрясающе красива, настолько красива, что эта красота была лишена всякого очарования, как часто бывает, если что-то дается человеку сверх меры. Ее лицо было подобно профилю камеи или голове статуи, которые не могут выражать никаких эмоций — одни художественные совершенства. Глядя на нее, окружающие испытывали чувство, что такая безупречная внешняя красота должна сопровождаться отсутствием душевных добродетелей и огромным количеством изъянов, ибо природа любит равновесие.

Она была брюнеткой, высокого роста, с безукоризненной фигурой. Это почти наверняка расчищало перед ней все пути, избавляло от всякого рода проблем и сложностей, досаждающих другим женщинам. У нее было такое выражение лица, словно жизнь не представляла для нее никакого интереса — так, лопнувший пузырек мыльной пены, оставляющий на губах неприятный привкус.

Ее одежда, казалось, состояла из потоков серебра, струящихся вниз между створками двери, где она стояла. Наконец автомобиль уехал, она повернулась и вошла в здание.

Она даже не взглянула на Ломбарда, бросила короткое, равнодушное «добрый вечер» швейцару.

— Этот джентльмен… — начал тот.

Ломбард подошел к ней прежде, чем он договорил.

— Пьеретта Дуглас, — сказал он утвердительно.

— Да, это я.

— Я жду вас, чтобы поговорить. Я должен побеседовать с вами немедленно, это срочно…

Она остановилась перед кабиной лифта, казалось не имея ни малейшего намерения приглашать его дальше.

— Сейчас уже поздновато, вы не находите?

— Не для меня. Мое дело не терпит отлагательств. Меня зовут Джон Ломбард, я пришел сюда от имени Скотта Хендерсона…

— Я не знаю его: боюсь, что и вас тоже, — или я ошибаюсь? — Последнее было лишь данью вежливости с ее стороны.

— Он находится в камере смертников, в тюрьме штата, в ожидании казни. — Он взглянул через ее плечо на служащего, жадно ждущего продолжения. — Не вынуждайте меня обсуждать это здесь. Элементарная осторожность…

— Прошу прощения, но я живу здесь, сейчас четверть второго ночи, и существуют определенные правила приличия… Хорошо, пойдемте туда.

Она пересекла по диагонали вестибюль и направилась к месту, где стоял небольшой диван и пара высоких пепельниц. Там, не присаживаясь, она повернулась к нему. Он тоже остался стоять.

— Вы купили шляпу у одной из служащих ателье Кеттиши, у некоей девицы по имени Мэдж Пейтон. Вы заплатили ей пятьдесят долларов.

— Может быть. — Она заметила портье, который с все возрастающим интересом пытался подслушать разговор, насколько это было возможно на расстоянии. — Джордж, — бросила она с упреком.

Тот неохотно удалился в вестибюль.

— В этой шляпе однажды вечером вы отправились в театр с одним мужчиной.

Она опять осторожно согласилась:

— Может быть. Я иногда хожу в театры. И при этом меня сопровождают джентльмены. Не могли бы вы перейти ближе к делу?

— Я и перехожу. Это был человек, с которым вы впервые встретились в тот самый вечер. Вы пошли с ним в театр, но при этом не знали его имени, а он — вашего.

— О нет. — Она не возмутилась, но говорила с холодной убежденностью. — Вот теперь вы наверняка ошибаетесь. Я веду себя достаточно свободно, я не ханжа, как вы можете убедиться. Но в мои привычки не входит отправляться неизвестно с кем неизвестно куда, по первому же приглашению, не соблюдая такой формальности, как знакомство. Вы напрасно пришли ко мне, вам нужен кто-то другой. — Она выставила ногу из-под края серебристой юбки, собираясь уйти.

— Прошу вас, не будем отвлекаться на правила хорошего тона. Этому человеку вынесен смертный приговор, его казнят на этой неделе! Вы должны хоть чем-то ему помочь…

— Давайте проясним все до конца. Ему поможет, если я дам ложное свидетельство о том, что была с ним в тот вечер?

— Нет, нет, нет, — в отчаянии выдохнул он. — Только если вы дадите правдивое показание, что были с ним, как это имело место на самом деле.

— Тогда я не могу ничем вам помочь, я не была с ним.

Женщина продолжала не отрываясь смотреть на него.