В течение пяти столетий, пишет Ллевелин Уильямс в работе «Создание современного Уэльса», валлиец жил рядом с могущественным, всепроникающим языком (английским). Он не был отделен от него ни горами Шевиот, ни проливом Святого Георгия. Англичанин столетиями переходил через вал Оффы, и даже в стихах Дафидда ап Гвилима можно найти много слов, заимствованных из английского. И все же сегодня валлийский не только уцелел как разговорный, но на нем издаются книги, а изучают его даже больше, чем когда бы то ни было.

Утром я увидел маленький рай. Лланголлен единым махом переносит вас в Уэльс. Здесь ничто не напоминает о Приграничье. Это и в самом деле другая страна.

Полноводная Ди течет среди заливных лугов, каскадами переливается через камни. Под красивым старинным мостом, построенным пятьсот лет назад епископом Тревором, река мчится как бешеная, брызжет пеной на арки.

Повсюду вздымаются горы, некоторые — длинные и покатые, другие — высокие и скалистые, есть и поросшие темным лесом, и покрытые нежно-зеленой травой, яркие заплаты утесника оживляют голые коричневые скалы.

Тот, кто умеет смотреть, видит очарование ландшафта, собранное в миниатюре. Небольшой горный шедевр; слияние гор, лесов и вересковой пустоши. Долина Лланголлена выглядит так, словно природа создавала модель для Шотландского нагорья, и ей настолько понравилась собственная работа, что она придумала несколько идей для Швейцарии и германского Рейнланда. Эта страна замечательно ухоженна. Кажется, что у каждой здешней лужайки есть паж, а у каждого дерева — горничная.

Красота, конечно, — одна из главных доходных статей Северного Уэльса. Слава таких мест, как долина Лланголлена, каждый год приносит солидный денежный поток и с севера, и из центральных графств страны. Как и многие другие привлекательные места, Уэльс пострадал от восторгов писателей наподобие Рескина, певшего ему хвалу в те времена, когда путешествие было делом трудным и человек не мог знать каждую долину в королевстве. Хотя я и предпочитаю Глен-Мор на Шотландском нагорье, не могу не признать, что долина Лланголлена обладает нежной, грациозной красотой, которая возносит ее в верхнюю половину списка лучших долин. Тем не менее на первое место, как Рескин и Браунинг, я бы ее не поставил.

Одной из главных достопримечательностей Лланголлена — слава его не померкнет — является переброшенный через реку Ди мост постройки пятнадцатого века. Четыре стрельчатые арки словно вступили в жаркую схватку с быстрым течением. Я страшно люблю смотреть с мостов на быстрые горные реки, бегущие по каменистому руслу. Часами я простаивал на мосту епископа Тревора, вглядываясь в темные заводи, внезапные водовороты, быстрые мелководные потоки орехово-коричневой Ди. Как повезло городу: форелевая река денно и нощно шепчется с его стенами, совсем как шотландская Ди, перешептывающаяся с Баллатером. В прошлые века этот мост входил в число «семи чудес Уэльса». Есть даже посвященное этому шутливое четверостишье:

Полагаю, что сегодня к «семи чудесам» должны прибавиться бирмингемский водопровод и подвесной мост Менай! И все же, хотя мост Лланголлена и не является «чудом», в том смысле, что изумления не вызывает, забыть его невозможно. Все еще есть люди, которым интереснее перегнуться через перила, чем стоять в восхищении перед инженерным шедевром.

Мне кажется, что Лланголлен был — а может, остается и поныне — замечательным местом для молодоженов. Представляю себе викторианский медовый месяц — новобрачного в клетчатых брюках и с бакенбардами и юную жену с тонкой талией и в платье с пышными рукавами. Тенистые берега реки Ди священны для наших отцов и дедов. Они, я уверен, вспоминают, как сиживали на грубо отесанных скамьях и читали вслух «Сезам и лилии» Рескина своим послушным и почтительным женам.

Солнечным утром я задумал подняться на вершину конической горы: там стоит разрушенный замок Динас-Бран. Тропинка, обходя мшистое болото, зигзагами вела меня наверх. Джордж Борроу по меньшей мере дважды взбирался на эту гору, но похоже, панорама его не вдохновила, хотя оба раза погода была ясная.

Я упорно лез вверх. Над утесником порхали бабочки, в небе носились ласточки, с гор дул прохладный ветер. Навстречу мне попался рабочий с лопатой и мешком. Смуглый, красивый парень с темным ободком на щеках. Там росла бы борода, если бы не изобрели безопасную бритву. Это был чистокровный ибер, человек, живший в Англии и Уэльсе, когда на острова явились римляне. Я считаю, что смуглый валлиец — подлинный абориген Великобритании. В Уэльсе, как и в Ирландии, не бывает неотесанных мужланов. У деревенских жителей саксонское происхождение. Кельт, из каких бы общественных слоев ни вышел, всегда сообразителен, раскован, у него прекрасно подвешен язык. Я заговорил с парнем и выяснил, что он с юга.

— А что по-валлийски означает «Динас-Бран»? — спросил я.

— «Город Брана», — ответил рабочий.

— В некоторых книгах его называют «Вороньим городом», — заметил я.

— Бран по-валлийски означает «ворон», — сказал он, — но неправильно назвать Динас-Бран «городом воронов», потому что Бран — это имя короля, который очень давно жил в замке на вершине горы.

— А что он делал?

Парень улыбнулся, медленно и лукаво.

— Думаю, вы знаете лучше меня, — ответил он.