– Вот там-то Манфред чуть и не сгорел, – прошептал Фиделио.

– Во время пожара? – уточнил Чарли. Фиделио кивнул и многозначительно закатил глаза.

Мальчики поднялись по лестнице и очутились перед двумя распахнутыми массивными дверями, охраняемыми бронзовыми статуями. Чарли, трепеща, поднял на них глаза и вслед за Фиделио вошел в длинный, выложенный каменными плитами холл. И вдруг смех и голоса стихли. Слышался только топот множества ног по гулкому камню.

Стараясь не терять Фиделио из виду, Чарли пробирался сквозь притихшую толпу учеников, шмыгавших туда-сюда и скрывавшихся за разными дверями. Фиделио целеустремленно шагал к двери, над которой висели две скрещенные трубы.

Уже у самой двери над ухом у Чарли кто-то звонко взвизгнул и вцепился ему в плащ. Он обернулся. На каменных плитах холла растянулась девочка с фиолетовыми волосами. Ну и девочка! Фиолетовыми у нее были не только прическа и плащ. На лбу у девочки красовался какой-то фиолетовый узорчик, а на ногах – щегольские фиолетовые туфли, остроносые и на тонких высоченных каблучках-шпильках. Рядом валялся расстегнувшийся рюкзак и рассыпанные тетрадки. И во все стороны катились ручки и карандаши.

– Ой, извини, – пискнула девочка. И захихикала. – Это все туфли! Когда-нибудь я с них так навернусь, что уже не вернусь. – И она расхихикалась еще сильнее.

Чарли уже наклонился, чтобы помочь ей подняться, но тут кто-то грубо отпихнул его:

– А ну проваливай отсюда, Бон!

Это был рыжий Аза. Тоже в фиолетовом плаще. Он впился в девочку злобным взглядом.

– Оливия Карусел! Ты забыла правила? Ну-ка прочитай!

Девочка с трудом поднялась и нараспев продекламировала:

Тишина! Тишина! Тишина царить должна! Упадешь – не смей рыдать! Не кричать и не звать! В холле всем молчать! Бе! Бе! Бе! И так да-ле-е!

Аза цапнул ее за руку и рявкнул:

– Дерзость до добра не доводит! Пошли. – И потащил Оливию прочь.

– Ой! Учебники! Мои учебники! – заверещала Оливия.

Чарли проворно собрал разбросанные учебники и тетрадки, а Фиделио приложил палец к губам и подставил девочкин рюкзак. Заговорил он, только когда оба вошли в дверь под скрещенными трубами:

– Вот теперь можно разговаривать. Они оказались в раздевалке с кафельным полом. Вдоль стен тянулись шкафчики и крючки для плащей. А посреди раздевалки выстроились в ряд раковины.

– А что же будет с той девочкой? – испуганно спросил Чарли.

– Наверно, оставят после уроков и не пустят домой до воскресенья. И еще она получит жуткий нагоняй от Манфреда. Она у нас всего полсеместра учится, а ее уже два раза после уроков оставляли. Ее бы точно выгнали, но она потрясающая актриса. Меня раз послали к ним на урок, позвать мистера Ирвинга, так я видел, как она исполняла сольный номер. Фантастика, вот как она играла!

Фиделио показал Чарли его шкафчик, а затем отвел его в актовый зал, облицованный дубовыми панелями. На сцене толпились музыканты. Они настраивали инструменты.

– Сначала будем петь школьный гимн, потом начнется регистрация, – объяснил Фиделио.

Чарли последовал за Фиделио в первый ряд и устроился на скамье. Зал постепенно наполнялся мальчиками и девочками в синих плащах. Всего их было около сотни, в возрасте от одиннадцати до восемнадцати. Наверно, я тут самый младший, огорчился Чарли, но тут неподалеку от него уселся совсем маленький мальчик.

– Приветик, – сказал он. – Меня зовут Билли Гриф.

– А я Чарли Бон.

Малыш просиял. Волосы у него были белые, а глаза какого-то странного темно-красного цвета.

– Я альбинос, – поспешно сказал он. – В темноте вижу так себе, зато слышу будь здоров!

– А тебе не рановато в академии учиться? – удивился Чарли.

Билли не обиделся.

– Мне семь, но я сирота, так что меня приняли, – охотно объяснил он. – И потом, я еще и одаренный.

– Да я тоже, – прошептал Чарли.

– Ух ты, здорово! – Малыш засиял от радости. – Значит, нас теперь уже трое!

Чарли не успел спросить, кто третий, потому что на сцену взошел высокий седовласый мужчина.

– Доктор Солтуэзер, – шепнул Фиделио на ухо Чарли.

Кроме доктора на сцене было еще пятеро преподавателей музыки: две молодые женщины, очкастый старик, бодрый курчавый мужчина и еще один, от которого Чарли никак не мог отвести взгляд. Он в жизни не видывал такого отсутствующего лица, как у этого худощавого высокого человека с черными всклокоченными волосами, который явно забывал причесываться. Странный человек так и стоял, оцепенело глядя в никуда, и выражение лица у него не менялось. Даже когда оркестр заиграл и все запели школьный гимн, он как будто ничего не заметил.