С Тедом, Фредом и Джедом Бодро я был знаком с детства. Они росли бунтарями — из тех, кто многие годы проводит, стреляя по консервным банкам над рекой, ругается и старается выглядеть круче ребят из фильма «Избавление». Тед был моим ровесником. С ним я был знаком лучше всех — он умел заниматься бизнесом. Фред был старшим. — и казался мне опасным психопатом, — а Джед умудрился через восемь лет колледжа и практики вернуться до — мой с докторской степенью и стать известным семейным врачом.

Мотор мурлыкал, лодка медленно двигалась вперед, а примерно двадцать туристов на борту испуганно оглядывались вокруг. Крокодилы плескались в реке, и каждого показавшегося публика встречала ахами и охами. В основном тут плавала мелочь, фута три или четыре в длину, но глаза крокодилов отсвечивали золотом, когда попадали под свет фонарей, и было что-то первобытное в их движениях. Бен использовал и то и другое. Я видел, с каким выражением лица он показывал туристам зверье. И как пожал плечами в ответ на мой взгляд. Всем надо зарабатывать. Я не виноват, что эта мелочь в десять раз страшнее людей.

Сова была на нашей стороне: в ночи снова раздался скрипучий вопль. Где-то в кустарнике на берегу возилось кабанье семейство. Обстановочка была что надо.

Я улыбнулся Бену в ответ. В отличие от него и его братьев я не был знаком с местностью к востоку от Слайделла. Бен получил научную степень в бизнес-школе, несколько лет даже работал на Уолл-стрит, но слишком любил нашу реку, поэтому вернулся. Я родился на окраине Французского квартала и прожил там всю свою жизнь, не считая нескольких лет на севере во время учебы в колледже — я защитил кандидатскую по истории в Колумбии. Но здесь был мой дом. Я знал все его истории, я вырос с ними. Я знал всех сумасшедших Нового Орлеана, от безвредных лунатиков до настоящих психопатов, которых появлялось все больше в последнее время. Я любил это место. Любил Французский квартал и реку, Гарден-Дистрикт, все орлеанские улочки, весь этот округ. Здесь был мой дом, здесь было мое сердце.

— Мы приближаемся к поместью Лабелль, — провозгласил Бен для туристов. — Мой друг Дэн из «Мифов и легенд» расскажет вам историю старой плантации. Это, друзья мои, куда страшнее всего, что вам предстоит сегодня увидеть и услышать.

Я подмигнул и улыбнулся девушке, которая сидела рядом с ним на скамье. Она была милой блондинкой с голубыми глазами и казалась мне очень хрупкой. Чуть раньше мы с ней немного поговорили, и я знал, что она остановилась в одном из старых мотелей у Рампант-стрит.

Она меня очаровала. Большинство людей в подобных турах путешествуют либо в большой компании, либо парами или тройками.

Им нравится держаться вместе во время путешествия по жуткому дому с привидениями, парни любят хватать и пугать своих девушек.

А эта девочка улыбалась мне в ответ. И вот что было странно: при всей ее миловидности и хрупкости в ней чувствовались решимость и твердость. Словно если она могла что-то сделать, то она это делала. Это мне очень нравилось. Я хотел подбодрить ее. Черт, да я хотел обнять ее и до конца дней своих защищать от любой возможной опасности.

Но мы отправлялись всего лишь в дом с привидениями, и с ней не было никого, кому она могла бы что-то доказывать. Она приехала одна. А для нежных созданий подобные походы в одиночку были не лучшим решением. Братья Бодро отлично постарались, превращая дом в реально жуткое место. Они создали логово всего жуткого и злобного, почерпнув идеи как в истории, так и в собственном воображении, по дому бегали актеры в одеяниях, которые и днем могли напугать до полусмерти.

— Правду и ничего кроме правды! — крикнул кто-то с противоположного конца лодки.

Отлично. Еще один напился. Такое постоянно случалось при наборе групп на улице Бурбон. Все люди стремились как-то держать себя в тонусе. Многие пили.

— Правда, — сказал я.

У меня был хорошо поставленный голос, чем я гордился, поскольку любил свою компанию и любил рассказывать истории о моем родном городе. Глубокий богатый баритон — отличный голос для рассказывания страшных историй. Но то, что я собирался рассказать, вовсе не было паранормальным. Определенно злым, но не паранормальным.

— Плантация была основана в тысяча пятьсот девятом году французским купцом, — начал я. — Он приехал сюда со своей женой и множеством слуг. Жена происходила из боковой ветви известного во Французском квартале рода. В ней была восьмушка негритянской крови, и ее называли королевой вуду, которая не принимала величия христианской религии. Она приворожила богатого француза, что обеспечило богатство ей и всем ее наследникам, таким как мадам Лабелль. Самые разные посетители отправлялись к плантаторам из Нового Орлеана, но возвращались не все. В те времена еще не изобрели телефонов и е-мейлов, поэтому исчезновения не связывали с действиями семьи Лабелль. Многие их современники считали, что семейство Лабелль связано с подпольной железной дорогой, — столько хижин их рабов то и дело оказывались пустыми поутру. Мадам Лабелль любила устраивать приемы и славилась своей красотой, была вхожа в здешний высший свет, однако многие ее побаивались. А затем началась гражданская война. Солдат отправили на плантацию за фуражом и едой, и они тоже не вернулись. И вот наконец несколько отрядов солдат выступили туда одновременно. Семейство Лабелль знало об их приближении. И сбежало. Когда американский капитан, командовавший кампанией, проверил амбары, то нашел десятки человеческих тел, свисавших с крюков для разделки мяса. Все глотки были перерезаны, кровь собиралась в тазы. И эта жуткая находка была не единственной. Тела и части тел были найдены захороненными под полом дома. Наверху, в будуаре мадам, стояла огромная деревянная ванна, запятнанная кровью. Кости использовались для устройства алтаря, ламп и всяческих украшений. Занавески и даже жуткая юбка были сшиты из кожи жертв мадам и ее мужа. Она практиковала не столько вуду, сколько черную магию; кровавые жертвы были ей необходимы, судя по древнему гаитянскому тексту, который затем нашли в доме.

Я сделал паузу. Даже пьяный затих.

— И даже командир американской армии не рискнул оставаться в доме или что-то из него брать. Дом стоял пустым. Война продолжалась. Люди говорили, что в доме живут призраки, никто не хотел к нему приближаться. Они слышали крики ужаса — эти крики оказались реальными. Около двадцати человек остались умирать, прикованные к стенам погреба под хибарами рабов. До наших дней хибары не сохранились, там все обрушилось. Погреб завалило. Остался только дом.

С берега в воду скользнул крокодил, раздался шипящий звук. Пьяный подпрыгнул.