— Я поговорю с ним, — пообещал Даниель.

— Ты его знаешь?

— Знаю, конечно. Я не только сшил ему перчатки, которыми он очень дорожит, но еще мы покупали много кожи у них со склада. Они привозят очень тонкую телячью кожу, из которой получаются прекрасные перчатки для верховой езды. С ним приятно разговаривать, мы не раз вели беседы.

Даниель умолк и задумался.

— Боюсь, эта будет не особенно приятной.

— Даниель, я не уверена, что тебе следует это делать, — сказала Ракель.

— А я уверен, — решительно ответил он.

Короткая летняя ночь окончательно вступила в свои права. Над горами только что пошедшая на ущерб луна изредка проглядывала из-за несущихся облаков. Когда Баптиста подошел к воротам сеньора Висенса, город то погружался во тьму, нарушаемую лишь мерцающими факелами и тусклыми фонарями прохожих, то ярко освещался зеленовато-белым светом луны.

Привратник впустил его и проводил до лестницы, ведущей в жилую часть дома. Баптиста поднялся в просторную гостиную, где при свете четырех свечей в подсвечнике сеньор Висенс просматривал цифры, а его жена и дочь спорили о цветах своих вышивок по шелку.

Висенс поднял голову и тут же встал.

— Прошу прощенья, мои дорогие, — сказал он с полной невозмутимостью, — этот сеньор пришел поговорить со мной по важному делу. Извините.

Висенс подошел к двери, перемолвился несколькими словами с привратником и движением подбородка велел сеньоре Алисии уйти. Та вышла, прошуршав великолепным шелком и предоставив дочери собирать работу и нести вслед за ней.

— Добрый вечер, сеньор Висенс, — сказал Баптиста, нисколько не смущенный переполохом, который вызвало его появление.

— Почему вы здесь, приятель? — спросил Висенс. — Мы ведь договаривались не встречаться так открыто.

— Вряд ли это можно назвать открыто, — спокойно ответил Баптиста. — На дороге за вашими воротами совершенно темно. Привратнику и родным вы можете объяснить мое появление, как угодно. Думаю, вы умеете говорить убедительно, когда это в ваших интересах, — добавил он с лукавой улыбкой.

— Ладно, — нехотя сказал Висенс, снова опускаясь своей грузной тушей в кресло. — Но если вы будете приходить сюда слишком часто, об этом узнает весь мир. Чужие дела — пища для сплетен. Да сядьте вы, ради бога. Ставни не закрыты.

— Одну минутку, — сказал Баптиста, подходя к полке, на которой лежало несколько серебряных блюд. — Говоря по правде, сеньор Висенс, я очень обеспокоен тем, что происходит в городе, — добавил он, взяв одно из блюд и разглядывая его с большим интересом. — Пожалуй, я кончу здесь дела и отправлюсь куда-нибудь еще. Здешний климат вряд ли полезен моему здоровью.

— Но вы… это означает, что вы не продадите…

— Я, как и вы, торговец. И всегда продаю предназначенные к продаже товары, но если не могу сделать это быстро, предпочитаю двигаться дальше.

И, словно подчеркивая смысл сказанного, положил серебряное блюдо и повернулся к Висенсу.

— Я возьму ваш товар сейчас, чтобы он не уходил в другой город, — сказал Висенс. — Он должен остаться в Жироне. Чаша у вас при себе?

— Нет, конечно, — ответил Баптиста. — Я не такой дурак. Не хочу составлять компанию трупу возле собора. И не желаю нарушать данное другим обещание, лишая их возможности сделать покупку, — ханжески заявил он, широко раскрыв карие глаза с видом оскорбленной невинности. — Скажите, сколько вы готовы заплатить золотом сегодня ночью, и если больше никто не предложит столько, мы отправимся вместе туда, где чаша надежно спрятана — и она ваша. Если боитесь, можете взять с собой сильного охранника.

— Будет ли у меня возможность снова предложить цену после других? — спросил Висенс.

— У меня нет времени, — ответил Баптиста. — Я хочу отвести нового владельца туда, где спрятана чаша, когда начнет светать, и покинуть город. Сколько вы предлагаете?

Висенс подошел к двери, открыл ее и выглянул. Возвратясь к Баптисте, прошептал:

— Восемь тысяч. Но чашу нужно принести мне сюда, в этот дом.

Затем этот энергичный торговец посетил дом Себастьяна. Его вновь проводили в гостиную. После некоторой задержки и суетливой беготни в глубине дома появился хозяин.

— Ну? — сказал Себастьян. — Что же вы мне предлагаете?

— Ничего нового, — ответил Баптиста, — кроме времени. Мне нужно знать ваш ответ сегодня ночью.

— Почему?

Баптиста повторил почти слово в слово то, что говорил Висенсу.

— Какую цену уже предложили? — спросил Себастьян.

Баптиста немного помолчал.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что следует вам говорить.

— Почему? Если не смогу предложить больше, я так и скажу. Это сбережет нам обоим время и силы. Если уже предложенные суммы невысоки, то мою цену вполне сможет перебить следующий. Или я последний?