— Нет, Мишенька… Не другие…

— С чего ты взял?

— Потому что… Потому что эти бумаги — у меня…

Дед зашелся в кашле, зажимая рот платком, потом отдышался.

— Я был в том отряде…

Дед действительно воевал в партизанах. Каждый год в День Победы надевал костюм с медалями и шел вместе с ветеранами по центральному проспекту города.

— Мне тогда было восемнадцать. Меня не хотели брать в отряд: родственники — кулаки, думали, шпионить буду… Но я неплохо говорил по-немецки, учил перед войной. В общем, взяли… Немца поймал Юра Молчанов… Оглушил, приволок в отряд. Его звали Генрих Вольф, тридцать два года. Мне велели переводить. Сначала фриц действительно утверждал, что курьер… Но когда его поставили к сосне, чтобы прикончить, признался… У него с собой была схема местности, где якобы принц Евгений спрятал свои сокровища. Схему, дескать, отдал какой-то француз, пытаясь спасти свою жизнь… Немец воспользовался тем, что местность находится на оккупированной уже территории, и попросился на восточный фронт. Потом он предложил командиру отряда сделку: если его оставят в живых, он скажет, где вторая часть карты… У него с собой была только половина. И еще он сказал, что там… Сокровища… Большие сокровища… Хватит и внукам, и правнукам…

Дед замолчал, вновь протянул руку к стакану, отпил воды и уронил голову на подушку.

— Возможно, я сделал подлость… Но я не хотел, чтобы сокровища достались им… Ты знаешь почему.

Дед не раз рассказывал, как в тридцать втором их раскулачили, отобрав даже комнатные цветы в горшках, и его мама и сестра умерли с голоду. Сам он выжил, но подорвал здоровье.

— Я воевал за родину, но не за них… Я не перевел предложение немца… А когда его расстреляли, выкрал карту и спрятал… Остальные бумаги передали на большую землю. Потом, после оккупации, меня вызывали в особый отдел и допрашивали, куда делась карта? Не только меня, но и остальных. У нас дома был обыск, но ничего не нашли… Но, увы, без второй половины это всего лишь бумажка. После войны я бросился изучать историю наполеоновского похода в Россию, нашел подтверждения, что клад существует… Но так и не отыскал его…

Миша вспомнил, что каждое лето, во время каникул, дед уходил в местные леса, якобы в походы — собирать материал для краеведческого музея, с директором которого дружил. Пропадал на неделю, возвращался уставшим и мрачным. Потом снова, запасшись провиантом, исчезал на неделю. И так — каждый год до глубокой осени…

— Я скажу тебе, где спрятана схема…

— А папа разве не знает?

— Твой папа — балабол и несерьезный человек… К тому же пьющий…

— А мне что с ней делать?

— На будущий год ты заканчиваешь школу. Поезжай в Ленинград, поступай на исторический в Университет. У меня на кафедре археологии кое-кто есть, я тебе потом напишу… С дипломом историка ты сможешь искать сокровища спокойно… Организуешь экспедицию…

— Но я собирался в Инженерно-строительный…

— Миша… Ты сможешь прославиться на весь мир… А строителей и без тебя хватает, строители, вон, в музыканты идут… Про синих птиц поют и марионеток… Ты найдешь их… Я верю…

— И что с ними делать?

— Отдашь в наш музей…

— А мне?.. Что-нибудь достанется?

— Если найдешь частным порядком — двадцать пять процентов… Это огромные деньги. Ты сможешь поездить по миру…

— Кто ж меня выпустит?

— Сейчас все меняется… Рано или поздно границы откроют… Но не думай пока о деньгах… Викинги говорили, что зарытые сокровища — это сокрытая правда жизни.

— А кто-нибудь еще знает про эту карту? В статье сказано про каких-то историков.

— Про пленного немца знали многие. Но куда пропала карта — никто. Она сейчас у меня дома, в тайнике… Вернее, рисованная копия. Подлинник я сжег. Сегодня же принеси ее мне…

— Почему сегодня? Мы в видеосалон собрались. С Родей и Никифоровым. На Ван Дамма.

— Сегодня… Прямо сейчас… Запоминай…

Дед объяснил, где находится тайник. В его квартире, под паркетом в комнате. Дед не взял схему с собой — если найдут в саквояже, начнутся расспросы.

— И никому не говори… Ты понимаешь…

— Хорошо, не скажу, — простодушно ответил Миша, еще не осознававший серьезности поручения.

Он взял у деда ключи, съездил к нему, на другой конец города. Дед жил один в однокомнатной квартирке. С бабушкой они расстались лет десять назад. Мише не рассказывали почему. Бабушку он время от времени навещал, она была доброй и каждый раз дарила ему подарки или угощала вкусненьким.

Во дворе дома митинговали жильцы, потрясая самодельными плакатами «Перестройка, гласность, демократия». Требовали у властей отремонтировать дом и отменить квартирную плату. Пара милиционеров, стоя у кооперативного ларька звукозаписи, лениво покручивали дубинки на ладошках и в происходящее не вмешивались.

Квартира давно не убиралась, видимо, больному Сергею Михайловичу было не до того. Миша достал из кладовой стамеску, отодвинул вытоптанный палас, отсчитал пятую от стены паркетину, ничем не отличавшуюся от соседних. Завел стамеску в щель, подцепил. Паркетина легко подалась. Следом — еще две. Миша сунул в образовавшийся проем руку, пошарил и извлек на свет небольшой круглый пакет, завернутый в несколько слоев полиэтилена и тщательно перевязанный изолентой. Потом положил паркетины на место и пододвинул палас. Пакет спрятал под куртку, запер дверь квартиры и быстро пошел на автобусную остановку.

То ли после предупреждения деда, то ли просто по причине внезапно нахлынувшего чувства тревоги он постоянно оглядывался, в каждом прохожем подозревая соглядатая. И как ему показалось, заметил слежку. Но до дома он добрался без приключений.

Родители были еще на работе, дед мог разложить схему спокойно. Это оказался обычный пожелтевший лист ватмана, произведенный явно не во времена Бонапарта. Да, дед же говорил, что это копия.

Он принялся объяснять, что есть что на карте, водя высохшим пальцем по чернильным линиям и карандашным отметкам. Попросил, чтобы Миша запоминал, ничего не записывая.