— Хитер, — одобрительно протянул Ксенофонтов. — Когда же ты своих ребят успел предупредить?

— А когда Вале звонил, заодно и им брякнул… Чем, думаю, черт не шутит, вдруг этот болтун долговязый прав. Послушай, но с чего ты взял, что он может здесь оказаться?

— А! — Ксенофонтов пренебрежительно махнул рукой. — Вале все это неинтересно слушать, да и тебе надо торопиться. Позвони как-нибудь… А сейчас, если ты не возражаешь, мы сходим к реке, а, Валя?

— Можно, — кивнула девушка, ей, видно, хотелось побыстрее уйти из этой гудящей толпы.

А поздно вечером, когда Ксенофонтов уже собирался спать, в дверь неожиданно позвонили. Оказалось, Зайцев. Он не торопясь повесил плащ и прошел в комнату. Сбросив кота с кресла, он уселся на теплое еще сиденье, скрестил руки на животе.

— Познакомился с толстогубым? — спросил Ксенофонтов.

— Только что закончил обыск. Почти все транзисторы целы, в гардеробе лежали. Правда, пару уже успел продать.

— Быстро ты управился, — одобрительно сказал Ксенофонтов. — Мне так никогда не суметь.

— Я слушаю, — напомнил Зайцев.

— А, Валя… Все в порядке. Оказывается, она постоянно читает мои материалы в газете… Ты не представляешь, как ей понравился очерк о слесаре Жижирине! Она говорит, что даже слезы навернулись на глаза, когда читала о его детских годах. Представляешь, в таких глазах слезы!

— Издеваешься?

— Ладно-ладно, успокойся. Все понял. Но что бы это мне с тебя взять? — Ксенофонтов в задумчивости охватил ладонью подбородок. — Пиджачишко твой мал, да и не нравится он мне, срамиться только… Галстук? Нет, это поводок какой-то замусоленный. Пиво? Все уже закрыто, нигде не достанешь… Послушай, а если я попрошу тебя спеть? Спой, старик! Знаешь какую? Эту… «Лучше нету того цвету», а? «Вся душа моя пылает, вся душа моя горит…» Спой, а? А то, понимаешь, в душе никакого подъема! Ведь надо чем-то заинтересовать человека, поощрить… Начинай, старик, а я подпою. Давай!

Зайцев, вначале слушавший Ксенофонтова с недоумением, потом с возмущением, в конце концов все-таки сдался. Видно, удачная операция по задержанию ночного грабителя привела его в хорошее настроение, и он со смущенной ухмылкой, ужасным скрипучим голосом пропел один куплет.

— Старик! У тебя настоящий лирический тенор! Таким голосом петь и петь! Ты не за свое дело взялся, нет… Бросай, старик, злодеев ловить, начинай петь. Сначала в самодеятельности прокурорской, потом, глядишь, на смотр попадешь, я о тебе напишу как о молодом даровании, а главное, пошлю на радио заявку: хочу, дескать, послушать арию тореадора в исполнении следователя Зайцева. Вот смеху-то будет!

— Я слушаю! — в который раз повторил Зайцев.

— Хорошо. Прежде всего ты должен знать, что мы с тобой живем в разных городах. И каждый живет в своем городе. Ты вот где живешь, где дни и ночи проводишь? Прокуратура, милиция, камера, носишься в машине с зарешеченными окнами, общаешься с толстогубыми грабителями. У меня свой город — типография, редакция, передовики производства, обязательства, красный флажок на станке, красивая девушка Валя, которая сегодня очень куда-то торопилась…

— Парень у нее, — обронил Зайцев. — А вчера у него было ночное дежурство, вот она и пошла в кино одна. Жаль мне тебя, Ксенофонтов, жаль.

— А что касается этого радиолюбителя, то все настолько просто, настолько… Помнишь, ты сказал, что он в магазине телевизор включил?

— Ну и что? — насторожился Зайцев.

— А время ограбления?

— После двадцати двух…

— А помнишь, как на набережной я газету купил?

— Помню. Но ты ее и не читал… Свернул в трубку, и все.

— Как ты думаешь: зачем я ее купил? Ведь редакция газеты получает, зачем мне покупать?

— Черт тебя знает… Купил и купил. Делов-то!

— Эх, старик… Ничего в жизни не бывает просто так… Даже газету человек покупает с какой-то мыслью. А тебя эта моя глупая покупка никак не насторожила, не озадачила… Равнодушный ты человек, Зайцев, безразличен к людям. А может, и ничего, работай… Газету я не читал, но заглянуть в нее заглянул. Прямо у киоска. Газета-то вчерашняя!

— Ну и что с того, что она вчерашняя?! — закричал Зайцев, уже не сдерживаясь.

— Меня интересовала программа телевидения. Вчерашняя.

— Ну? Ну?!

— Я хотел узнать, что же показывали после десяти вечера. А показывали, оказывается, футбольный матч… «Днепр» — «Бавария». Вопросы есть?

— Ну, показали матч… А дальше?

— Что же это за грабитель такой, который, забравшись в магазин и нагрузившись транзисторами, не может удержаться от того, чтобы телевизор включить? Что за человек такой? Или, думаю, дело в передаче? Может, показывали нечто необыкновенное? Да, показывали игру сильнейших команд континента. Понял? Кто же не может удержаться, чтобы не взглянуть на матч хоть одним глазком, даже рискуя свободой и независимостью? Болельщик. Отчаянный, безрассудный, безумный болельщик. Где водятся такие болельщики? В парке водятся. Ты вот живешь в своем криминальном городе, а в города других людей не наведываешься. А я наведываясь. Поэтому я сижу в кресле и слушаю, как ты тут козлом заливаешься. Тоже еще! Душа у него, видишь ли, пылает, душа у него горит! — Ксенофонтов взбрыкнул ногами и захохотал в полном восторге от своей выдумки.