— Мы пришли сюда не за нравоучениями, — ответила монахиня-психиатр. — Сколько бы мы ни грешили, мы получим прощение! Господь снимает бремя грехов с тех, кто верно ему служит.

Аскетичного вида монах с окладистой бородой сделал примиряющий жест. Монахиня замолчала.

— Я согласен с братом Михаэлем.

Сестра Беатрис была задета за живое, но не стала возражать тому, кто взял слово. Брат Арман ведал финансами ОБС.

Функционирование отделов и служб зависело от его доброй воли и от воли отца Иеронима. И ей не хотелось потерять ни единого евроцента из пятидесяти восьми миллионов евро своего ежегодного бюджета.

— Мы не сможем обойтись без помощи брата Михаэля, — продолжал между тем Арман. — Это шанс для ОБС вернуть его в свое лоно. Давайте поручим ему руководство отделом исторических исследований. Отец Иероним утвердит наше решение. Что скажете, Михаэль?

— Пожалуй, сегодня у меня нет особого желания жить затворником в окружении пыльных книг и попорченных молью манускриптов. Признаю вашей заслугой то, что вы меня разыскали, но мне для начала нужно освоиться в современном обществе, жизнь которого мне непонятна. Дайте мне время и предоставьте свободу действий. А я вам дам ответ, когда в моей душе восстановится мир.

— Вы получите свободу, когда мы убедимся, что за вами перестали охотиться, — сказал Арман. — Некоторое время вам придется пожить здесь.

Послышался приглушенный шум. Один из членов комиссии вынул из кармана рясы мобильный телефон.

— Только что прибыл отец Иероним. Он ожидает всех нас в лаборатории генетиков. И вас тоже, сестра, — добавил он, обращаясь к Инесс.

Михаэля они не пригласили. Инесс посмотрела на него с сожалением. Он ответил ей таким же взглядом. Этот обмен взглядами не укрылся от внимания сестры Беатрис.

Отец Иероним снял крышку с одной из двух пластиковых коробок — с той, что была побольше. Члены совета и руководители лабораторий от волнения перестали дышать. Стоявшая чуть поодаль Инесс напряженно следила за движениями изящных тонких пальцев своего руководителя, который был поглощен выполнением своеобразного ритуала. Иероним действовал медленно, со всеми предосторожностями.

— Супруга Иисуса, наша святая, — сказал он торжественно.

Увидев череп Марии Магдалины, собравшиеся принялись креститься. Один из монахов решил продублировать защитный жест заклинанием: «Salvator mundi salva et adjuva me, qui per crucem et sanguinem tuum pretiosissimum redemisti me, auxilare mihi te deprecor!» — «Спаситель мира, спаси меня и помоги мне, Ты, искупивший меня на кресте своей драгоценной кровью, поддержи меня, о Боже, молю Тебя об этом!»

— Брат Фома, — обратился к нему Иероним, — возьмите себя в руки. Вам нечего бояться. Мы делаем это только для того, чтобы человечество узнало Правду. Богу неугодна ложь, а Церковь построена на лжи. И святая поможет нам добиться торжества правды.

— Для этого обязательно нужно было опуститься до профанации?

— Да! — сухо ответил Иероним, чересчур резким движением укладывая череп в сосуд из нержавеющей стали.

Раздался металлический звук. Вибрация прокатилась по лаборатории, удивительно продолжительная, аномальная. Присутствующие были напуганы.

Первым заговорил брат Арман. Он перекрестился, поцеловал золотой крестик, висевший у него на шее, а потом высказался в поддержку аргументов отца Иеронима:

— Мы бы не стали этого делать, если бы наши враги не начали крупномасштабную охоту за реликвиями. Неужели вы бы предпочли, чтобы эти мощи стали оружием в руках «Opus Dei» или «Легиона Христа»? Мария Магдалина, которая слышит нас сейчас, простит нашу дерзость, и они с Иисусом вступятся за нас перед Отцом Небесным, и мы достигнем благодати, когда придет наш час.

Больше половины присутствующих в это не верили. Однако никто не проронил ни слова. Тяжесть прегрешения, которое совершил орден Божественного спасения руками своего руководителя, будто парализовала их. Даже сестра Беатрис, известная своим хладнокровием и несгибаемой волей, демонстрировала явные признаки потрясения, смешанного с ужасом: она часто моргала, левый уголок ее рта подергивался. Она отступила на шаг, чтобы выйти из ауры улыбавшегося ей черепа. Груз греха стал еще тяжелее, когда Иероним открыл крышку второй коробки.

— Плоть Марии Магдалины, — сказал он, показывая собравшимся стеклянный сосуд, в котором находилась реликвия.

Прямоугольный кусочек иссушенной сероватой кожи напомнил им о воскресении Христа. Спаситель прикоснулся к этой плоти, когда восстал из могилы. У многих закружилась голова.

Инесс хотелось оказаться как можно дальше от этого места, где на ее глазах совершалось святотатство. Они осмелились украсть священные реликвии, а теперь собираются раскрыть секреты, хранимые мощами, разложив их на молекулы! Небо отомстит за святых. По-другому и быть не может! Каждому из них придется подолгу молиться, исполнять епитимью, совершать паломничества, участвовать в благодарственных молебнах. Она подумала о Михаэле. О том, какое будущее ему уготовили иезуиты, у нее остались лишь смутные воспоминания. Нельзя допустить, чтобы он еще глубже погряз в деле, ведущем душу прямиком в ад. И сама она должна дать задний ход. Мать завещала ей большие деньги и много разного имущества. Им с избытком хватит на то, чтобы, сменив имена и документы, вести спокойную жизнь где-нибудь в далекой стране. Больше всего сейчас она желала сохранить свою любовь и порвать с иезуитами. Отец Иероним имел на ее счет другие планы.