Епископ.Кому подобное взбредет на ум?

Либетраут.Тому, например, кто слаб, но имеет крепкую совесть, а чаще всего одно сопутствует другому. Называют шахматы королевской игрой и говорят, что они были изобретены для короля, который осыпал изобретателя милостями. Если это правда, мне кажется, я его вижу. Он был недорослем — по уму или по годам, находился под опекой матери или жены, легкий пух покрывал его подбородок, льняной локон вился у виска, он был гибок, как ивовый хлыст, в шашках любил проходить в дамки, любил он играть и с дамами, не по страсти, — боже сохрани! — а так, для препровождения времени. Его воспитатель, слишком деятельный, чтобы быть ученым, и слишком негибкий, чтобы быть светским человеком, in usum Delphini изобрел эту игру, столь однородную с его величеством… и так далее.

Адельгейда.Мат! Вы должны восполнить пробелы наших исторических сочинений, Либетраут.

Либетраут.Восполнить пробелы наших родословных книг было бы выгоднее. С тех пор как заслуги наших предков и их портреты употребляются для одинаковых целей, то есть ими заполняется пустота наших комнат и нашего характера, — здесь есть на чем заработать.

Епископ.Так вы говорите, он не хочет приехать?

Адельгейда.Пожалуйста, выкиньте это из головы.

Епископ.Но в чем тут дело?

Либетраут.Причины… Их можно перебрать, как четки. Он впал в некоторого рода угнетенное состояние, от которого я бы легко мог его вылечить.

Епископ.Сделайте это, поезжайте к нему.

Либетраут.Мои полномочия?

Епископ.Они неограниченны. Я ничего не пожалею, если ты привезешь его.

Либетраут.Могу ли я замешать и вас в это дело, госпожа моя?

Адельгейда.С осторожностью.

Либетраут.Затруднительное поручение!

Адельгейда.Разве вы так мало меня знаете или так молоды, что не понимаете, в каком топе надо говорить обо мне с Вейслингеном?

Либетраут.Я думаю, что в тоне дудки для приманивания перепелов.

Адельгейда.Вы никогда не станете умнее!

Либетраут.А разве это возможно, госпожа моя?

Епископ.Ступайте, ступайте! Возьмите лучшего коня в моей конюшне, выберите себе рейтаров и доставьте его мне.

Либетраут.Если я не залучу его сюда — можете сказать, что старая баба, которая сводит веснушки и бородавки, знает больше толку в заклинаниях, чем я.

Епископ.Да разве это поможет? Берлихинген совершенно околдовал его. Если он и приедет, то сейчас же захочет уехать.

Либетраут.Захотеть-то он захочет, а вот сможет ли? Рукопожатье князя и улыбка красавицы! Тут не увернется никакой Вейслинген. Я спешу. Мое почтение.

Епископ.Счастливого пути.

Адельгейда.Прощайте!

Епископ.Только бы он был здесь, а там — я полагаюсь на вас.

Адельгейда.Я буду силком?

Епископ.О нет!

Адельгейда.Значит, птицей для приманки?

Епископ.Нет, ею будет Либетраут. Я прошу вас — не отказывайте мне в том, чего никто, кроме вас, не может сделать.

Адельгейда.Посмотрим.

Зельбиц.Каждый одобрит вас за то, что вы объявили открытую войну нюрнбергцам.

Гец.Если б я дольше оставался у них в долгу, я бы извелся. Ведь ясно, как день, — это они предали моего оруженосца бамбергцам. Теперь попомнят меня!

Зельбиц.У них давняя злоба на вас.

Гец.А у меня — на них. Мне на руку, что они начали.

Зельбиц.Имперские города вечно заодно с попами.

Гец.У них есть на то основания.

Зельбиц.Мы зададим им жару.

Гец.Я рассчитывал на вас. Если, даст бог, в наши руки попадется бургомистр нюрнбергский с золотою цепью на шее, — он станет в тупик со всей своей премудростью.