— Слепец? Абиатский слепец?

— Да. Старый совсем. Не знаю, как в Гравийскую пустошь попал. Слепой, дрожащий, почти не говорил — только сипел да хрипел… но биться умел так, что на игрищах с ним ни один кедр сладить не мог. Орки его боялись почему-то — убегали, ежели он просто мимо проходил. Он, как клинок пощупал, так и прошептал: кэлгор это. Ими раньше со скребунами сражались, давно когда-то. Кто такие эти скребуны — мы-то не знали, а он, может, видел их в пещерах под Белым болотом. Слепец мне и сапоги эти пошил. В Огненном Пределе больше сандалии носят… И драться он обучал, много лет… Да не просто драться, показывал, как двигаться надо, чтоб даже с закрытыми глазами биться. Он мог вниз головой на дерево залезть. Цеплялся за него руками-ногами — и вверх, да быстро очень. И еще говорил: вы привыкли по плоскости.

По земле то бишь. А не так надо — учись в разные стороны двигаться, на разной высоте. И не просто говорил — показывал это все. Как двигаться, да как кэлгором… Еще с копьем умел хорошо, тоже меня натаскал.

— Как на разной высоте? — не поняла Лана.

— Я думаю, они там, в пещерах, если сражались, могли по стенам скакать, по выступам всяким… Там же другой мир совсем, под землей, иначе все устроено. Вот он и меня обучал: если дерево рядом или дом, а даже если и нет ничего: не ходи и не бегай — прыгай. Скачи. Перемещайся в разные стороны. Он за год до Альвара умер. Сам, от старости. Попросил большую бадью холодной воды налить. Лег в нее, два дня лежал, а после и растворился. Вода посинела чуток. Но перед тем прошептал, чтоб его в реку вылили. Ну, как нас — в землю, так их в воду…

И вновь они надолго замолчали, а вверху парили в медленном танце светляки, скользили вялые, будто сонные, змейки света, и бормотание голема доносилось снаружи.

Эльхант проснулся от звуков песни. Привстал, моргая: спросонья почудилось, что это стая орков идет мимо их с отцом хижины, погоняя свиней. Лана спала на боку, вытянувшись во весь рост, подложив под голову руку, а другой, согнутой, прикрыв лицо, будто отгородившись от всего. Серый полусвет лился в прореху между холстиной и краем окна. Светляки у балок исчезли.

Пел Кучек. Голос его звучал теперь немного громче и разборчивее. Странный ритм песни не был похож ни на что, слышанное раньше агачем. Такую мог бы затянуть медведь или какой-то другой большой одинокий зверь. «Песок и глина… – разобрал Септанта. — Земля и тина… Железо — бьем! Мой молот сильный…»

Откинув шкуру, которой они были укрыты, Эльхант сел, стараясь не разбудить Лану. Песня тревожила. Слишком чужеродная для слуха эльфа, полная глухого угрюмого раздражения — и в то же время покорности. Плеснулась река, тихо зашелестела, откатываясь с берега, волна. «И днем и ночью… Огонь и дым… Меха и горн… Железо — бьем!»

Вода плеснулась громче, а затем взбурлила, заглушив песню. Септанта вскочил, не одеваясь, схватив кэлгор, метнулся к окну и откинул холстину. Голем уже не пел — поднялся с серпом наперевес. Увидев, что происходит, Эльхант бросился обратно. Лана проснулась и села, придерживая покрывало на груди. Он принялся торопливо одеваться.

— Что? — спросила она. — На реке… Быстрее! Со стороны сарая заскрипело, донесся голос Орхара.

— Быстрее! — повторил агач.

Распахнув дверь, он побежал к голему, неподвижно стоящему у самой реки. Высокие волны захлестывали берег, вода бурлила вокруг толстых ног Кучека.

— Что это? — прокричал Эльхант. Позади вновь скрипнуло, он оглянулся: из сарая вышел Орхар в одной рубахе, с цепом и штанами в руках, босой. В голом виде волосатые ноги солдата производили устрашающее впечатление: колени отстояли друг от друга почти на локоть, а стопы при этом чуть ли не соприкасались. Из хижины выбежала всклокоченная Лана, с мечом… и тоже лишь в рубахе, да еще и агача, которую, видимо, нацепила в темноте. Узрев амазонку, Орхар отпрянул в проем раскрытой двери, бросил цеп и, прыгая на одной ноге, принялся натягивать штаны. Не обратив на него внимания, Лана побежала к берегу.

— Что… — начала она, останавливаясь рядом с Эльхантом, и замолчала, уставившись туда, куда глядел он.

Рассвет близился, но было еще полутемно. По реке со стороны Горы Мира двигалось что-то приземистое, вытянутое…

— Корабль? — изумилась амазонка.

На нем не было мачт и парусов, никаких надстроек. Корпус с закругленным носом весь облепила тина и комья жирной земли с проросшим мхом. Сквозь плеск воды звуки музыки достигли ушей Эльханта; прищурившись, он разглядел на носу знакомый силуэт.

— Лучшая Песня, — произнес агач. — Откуда он… Посудина была уже рядом — с середины реки она повернула, приближаясь к берегу. Кучек проскрипел:

— Лодочка играет.

Фигура старца казалась еще более размытой, чем раньше, и наконец агач понял, в чем тут дело: обрывки мелодий, звуки, из которых состоял Драэлнор, растеклись от него по всему корпусу. Они светлой пеленой заволокли палубу и борта; казалось, именно это и заставляет корабль двигаться. Весь он звучал — пел.

— Это старец? — спросила Лана.