— Слазь, кому говорят!

Пеликанов, Водолей, отец Спартак и остальные сторонники начинают пятиться, движимые традиционным ужасом русского мужчины перед фурией русской женщины. Милица, то есть Минерва, прыгает с рук Горемыкина и пробегает перед троном. Родион разражается рыданиями.

Феофактов неоригинально замечает:

— Черная кошка — плохая примета.

Вдали уже мелькают спецназовские бронежилеты.

Феофактов хмыкает.

— Переворот, видимо, не состоится.

Бизонов с бодигардами в боевом порядке отходят к выходу. Флора снимает с точеных ножек туфельки и, прекрасно покачиваясь, летит туда же.

Но я продолжаю героически сидеть на троне. В эти секунды, кажущиеся часами, мне становится ведомо страшное одиночество власти.

А бронежилеты все ближе и ближе. Уже видны петлицы и пуговицы; уже можно отличить офицеров от рядовых.

Старуха кричит:

— Слазь!

Милица злорадно улыбается и юркает под спецноги спецназовцев.

Неужели мне придется покинуть престол, не дочитав манифеста?

Фигушки!

«Посему я, в полном сознании эпохальности моих планов и серьезности ситуации, сложившейся в этой стране, решил восстановить институт самодержавной власти и взять бразды правления в свои руки».

Старуха орет и орет. Вертящийся передо мной разинутый рот — это воронка, которая всасывает в себя века и события.

— Слазь! Слазь! Слазь!

Но я еще вернусь! Я заткну своей царственной персоной черную дыру русского космоса. История учит: поражение — мать победы.

Меня обступают бронежилеты. Туристы наводят видеокамеры и фотоаппараты. Суетятся музейные смотрители. Старух уже семь, и все машут швабрами.

Народ бесчинствует.