– А я говорила – меня держись и цел останешься, – отрезала Марина, – и на охрану твою надежды мало, как видишь. Ехал бы сейчас в автобусе – ну, и лежал бы, как говаривал покойничек Ашот, «савсэм мертвым тэлом», – она повернулась к Леону: – Еще будешь спорить или хватит?

Тот виновато поднял руки, признавая неправоту и полное поражение.

– Так, бросаем здесь все, как есть, и валим, – решительно сказал Хохол. – Если вдруг менты – скажешь, что микроавтобус отстал, а мы вперед уехали. Тут, как я понимаю, камер не натыкано, как в Англии?

– Вот чего нет, того нет, – хмуро отозвался Леон, понимая, что сегодня дискредитировал себя по всем статьям.

– Ну, отлично. Тогда вообще нет вопросов. Поехали.

– Леон, пересядь в джип, – велел Ворон, – и водилу туда же возьми.

– Но…

– Я сказал – на хрен оба в джип идите! – рявкнул Мишка. – А ты за руль! – это относилось к Хохлу. – Не разучился еще, поди, с левым-то рулем ездить?

Женька пожал плечами:

– Ну, езжу ведь как-то на арендованных. Поди, и с «мерином» справлюсь.

Марина села на переднее сиденье, Женька взгромоздился за руль и завел двигатель.

– Выпусти вперед джип, – сказала Марина, но в этом не было нужды – Хохол и сам прекрасно знал, что и как сделать, тем более что первая машина с охраной почему-то не вернулась, видимо, не заметили, что микроавтобус и остальные машины отстали.

– Бардак в охране, Мишка, всегда приводит к таким вот казусам, – проговорила Коваль, глядя вперед. – Вот где была все это время первая машина? Может, нас тут уже в фарш порубили, а они катаются себе.

Ворон отчаянно кашлял сзади, но при этом пытался еще что-то сказать, и Марина повернулась к нему:

– Умерь ораторский пыл! Доедем – и поговорим.

Мишкин кашель и бормотание мешали ей думать, а в голове вертелась какая-то мысль, которая никак не могла оформиться в связную версию. Что-то не нравилось Марине в этой истории, и было что-то, чего она подспудно ждала – ведь почему-то же ей пришло в голову затолкать Ворона в «Мерседес». Чутье чутьем, но должно ведь быть и объяснение всему. «Снайпер, снайпер… снайпер на дереве… как все знакомо… не тот ли это снайпер, что мне нужен? Было бы очень кстати. И как бы это узнать?»

– Мишка, а вот скажи – если в городе объявляется стрелок-разрядник, то теоретически можно аккуратно вызнать, кто он и где? – спросила она, закинув ноющую правую ногу на панель и массируя колено прямо через джинсы.

– И практически тоже можно. К вечеру все получишь.

– Было бы неплохо. Теперь давай думать, как нам в твоем доме не оказаться ужами на сковороде.

– От снайпера не уйдешь, – буркнул Ворон.

Хохол тоже неодобрительно глянул на Марину – нашла, мол, время такие разговоры вести, но она не отреагировала.

– Вот ты как хочешь, а я попытаюсь. Смотри. Если вечером сойдется все, что я думаю, с тем, что мне твои люди скажут, то вполне возможно, что выйдем мы из этой истории живыми и здоровыми, – заключила она, постукивая ногтями по колену.

– А если нет?

– Давай сперва посмотрим и мой вариант отработаем, а дальше будет видно.

В доме остаток дня стояла страшная суета – приезжали врачи, метался Леон, отдавая распоряжения, бегала туда-сюда Лена, устраивая раненого хозяина с максимальным комфортом. Марина, устав от этой бесконечной и громкой карусели, предложила Хохлу уйти вдвоем в баню:

– Может, хоть там толкотни не создадут…

Женька посмеялся и ушел топить баню, которая у Ворона была устроена по старинке, без модных финских саун – нормальная деревенская баня с парной и предбанником, обшитая изнутри гладко ошкуренными березовыми плашками, светлая и просторная. Растапливая печь, Хохол поймал себя на том, что в такой бане не был уже давно, и теперь в нем проснулись воспоминания о деревенском доме его бабки Насти, где он как-то прятал Марину от горевшего праведным гневом Гришки Беса – за ее связь с начальником местной милиции. Ох, сколько же пришлось ему пережить в тот год… Оставшаяся без Малыша Коваль совсем потеряла голову и закрутила бурный роман с подполковником Ромашиным, ускользала из-под носа у любой охраны, даже у самого Хохла. Женька страдал так, как будто ему вырвали сердце, и не столько даже из-за измены, а как раз потому, что боялся последствий. Когда Бес узнал, с кем крутит Наковальня, то пришел просто в бешенство, отхлестав Марину по щекам при Хохле и Вороне. Сколько усилий тогда стоило Женьке не сорваться и не врезать смотрящему в ответ… И сколько пришлось вытерпеть потом от Марины, которую он запер в деревенском доме далеко от города… Быстрая на решения Наковальня, разгневанная подобной выходкой любовника, его же собственной финкой порезала себе грудь прямо на его глазах, и обезумевший от ужаса Хохол привез ветеринара – никого больше в маленькой деревне не нашлось, который зашил рану и сделал переливание крови – Женькиной. Очнувшись через несколько дней, Марина тогда вдруг потянулась к нему, словно объединившая их кровь толкала ее на такие шаги. Это была идиллия, которую никто не смел нарушать. Они были вдвоем, Марина принадлежала ему, он с удовольствием занимался запущенным бабкиным хозяйством – словом, жил так, как всегда втайне мечтал. И в баню они ходили вдвоем, проводя там упоительные долгие часы. Это было, пожалуй, самое счастливое и спокойное время в их жизни.

Когда баня достаточно прогрелась, Женька, преодолевая сопротивление, подхватил жену на одну руку, сгреб полотенца и понес Марину через двор на глазах изумленной вороновской охраны. Те только рты раскрыли, глядя, с какой легкостью он держит ее на согнутом локте, как будто девочку.

– Здоровый бычара, – протянул кто-то, – руки вроде калечные, а сильный.

– Так то ж просто ожоги, – возразили ему в ответ, – говорят, «синьки» сводил в какой-то клинике, всю кожу азотом жидким пожгли.