На фотографии под заголовком — молодой парень с простым лицом и бородой. По-моему, я его где-то видела, только не помню где. И в то же время мне кажется, что не стоит говорить мужчине об этом.

— Ну так что? — В его голосе звенит злоба. — Знаешь его?

Не стоит… нет, ни в коем случае нельзя! Мое сердце колотится, и я сжимаю поручень, чтобы руки не дрожали, чтобы не выдали меня. Если я скажу ему, что знаю парня из статьи, со мной случится что-то ужасное. Но я могу убедить его, что ничего не знаю. Я могу прочистить горло и пожать плечами… но это будет ложью.

Я прочищаю горло.

— Знаешь? — повторяет он.

Я пожимаю плечами.

— Ну?

Я содрогаюсь. Мой страх иррационален; это всего лишь тест, а не реальность.

— Не-а, — небрежно отвечаю я. — Понятия не имею, кто это.

Он встает, и я наконец вижу его лицо. На нем темные солнечные очки, и рот его искривлен злобой. Его щеки испещрены шрамами, как и руки. Он наклоняется к моему лицу. Его дыхание пахнет сигаретами. «Не реальность, — напоминаю я себе. — Не реальность».

— Ты лжешь, — говорит он. — Ты лжешь!

— Я не лгу.

— Я вижу это по твоим глазам.

Я выпрямляю спину.

— Ничего вы не видите.

— Если ты его знаешь, — тихо говорит он, — то можешь меня спасти. Можешь меня спасти!

Я щурюсь.

— Увы, — говорю я и выпячиваю челюсть, — я его не знаю.

Я просыпаюсь с потными ладонями и ощущением вины. Я лежу в кресле в зеркальной комнате. Откинув голову назад, я вижу за спиной Тори. Поджав губы, она снимает электроды с наших голов. Я жду каких-то слов о проверке — что все закончилось или что я неплохо справилась, хотя разве можно плохо справиться с подобной проверкой? — но она молча снимает провода с моего лба.

Я сажусь и вытираю ладони о брюки. Наверное, я сделала что-то неправильно, пусть все и происходило всего лишь у меня в голове. У Тори такое странное лицо, потому что она не знает, как сказать мне, какой я ужасный человек? Лучше бы она не тянула с ответом.

— Очень неожиданно, — говорит она. — Извини, я на секундочку.

Неожиданно?

Я прижимаю колени к груди и зарываюсь в них лицом. Жаль, мне не хочется плакать, ведь слезы могли бы принести облегчение. Как можно провалить тест, к которому не дают подготовиться?

Время течет, и я нервничаю все больше. Мне приходится вытирать ладони каждые несколько секунд, потому что на них собирается пот… а может, просто потому, что это слегка успокаивает. А вдруг мне скажут, что я не гожусь ни в одну фракцию? Мне придется жить на улицах, с бесфракционниками. Но это невозможно. Жить без фракции — значит не просто жить в нищете и убожестве, это значит быть отвергнутым обществом, лишенным самого главного в жизни: коллектива.

Мать сказала однажды, что мы не можем выжить одни, но даже если бы могли, то не захотели бы. Без фракции у нас нет цели и смысла жизни.

Я качаю головой. Нельзя об этом думать. Необходимо сохранять спокойствие.

Наконец дверь открывается, и входит Тори. Я хватаюсь за подлокотники кресла.

— Извини, что заставила волноваться, — говорит Тори.

Она стоит у моих ног, засунув руки в карманы, и выглядит бледной и напряженной.

— Беатрис, твои результаты неокончательны, — произносит она. — Как правило, каждый этап симуляции исключает одну или более фракций, но в твоем случае были вычеркнуты всего две.

Я гляжу на нее.

— Две? — повторяю я.

Горло перехватывает так, что трудно говорить.

— Если бы ты выказала рефлекторное отвращение к ножу и выбрала сыр, симуляция пошла бы по другому сценарию, который подтвердил бы твою склонность к Товариществу. Этого не случилось, а значит, Товарищество исключено. — Тори скребет в затылке. — Обычно симуляция развивается линейно и выделяет одну фракцию, исключая остальные. Принятые тобой решения не позволили отвергнуть следующий вариант, Правдолюбие, и мне пришлось изменить симуляцию и поместить тебя в автобус. Где твое упорство во лжи исключило Правдолюбие.

Она криво улыбается.

— Не переживай. Только правдолюбы говорят правду в этом случае.

Один из узлов в моей груди ослабевает. Может, я не ужасный человек.

— Я полагаю, что это не совсем так. Правду говорят правдолюбы… и альтруисты, — продолжает она. — А значит, у нас проблема.

У меня отвисает челюсть.

— С другой стороны, ты бросилась на пса, чтобы защитить от него маленькую девочку, а это альтруистическая реакция… Но когда мужчина сказал тебе, что правда спасет его, ты продолжала упорствовать во лжи. Это не альтруистическая реакция. — Она вздыхает. — Ты не убежала от пса — так поступают лихачи, но лихачи берут нож, а ты не взяла.