— До чего же у тебя все просто! — не выдержал он. — Как тебе это удается?

— Это оттого, — сочувственно произнес Чарли, — что меня это дело никак не касается. Я могу смотреть на него объективно. И вижу, что у тебя действительно нет выбора.

— Да как ты можешь так говорить? Черт тебя побери, Розенталь, как ты не видишь: мне надо сделать выбор между двумя женщинами!

Друг остановился и потряс Адама за плечи.

— Да, между двумя женщинами, — согласился он. — Но ребенок-то один! Ты о Хедер подумал?

— Только о ней и думаю! При одной мысли, что придется с ней расстаться, у меня сердце рвется на части.

— Так заставь себя разлюбить эту русскую!

— Легко сказать… А что тогда станет с Аней?

— То, что стало бы, если бы ты в нее не влюбился. Она не первая в истории достойная женщина, которую бросает гнусный муж. Но насколько я могу судить о ней как врач, в ней есть внутренний стержень, она сдюжит. Подтянет свой английский, сдаст экзамены на врача. — Он заговорил громче, словно стараясь перекричать холодный, резкий, обжигающий ветер. — С ней все будет в порядке, Куперсмит.

— Ну как ты не поймешь? — в отчаянии вскричал Адам. — Ведь я ее люблю!

— Ничего подобного! — прокричал в ответ Чарли. — Ты ее просто жалеешь. А это не одно и то же.

Ну, это уж слишком.

— Представь на секунду, что такое приключилось с тобой…

— Со мной такого не случится, — отрезал Чарли. — Не может случиться. По той простой причине, что, какая бы красивая она ни была, в какой бы ужасной ситуации ни оказалась — у меня есть свои приоритеты. Я должен поднять детей. Я знаю, насколько они беззащитны и нуждаются во мне. Если хочешь знать мое мнение, ты ведешь себя преступно.

Оба замолчали. Ветер не стихал.

Наконец Адам жалобно произнес:

— А если я не могу ее разлюбить?

— Я тебе помогу.

— А если все равно не получится?

Помолчав, Чарли решительно заявил:

— В таком случае я не стану тебе помогать.

Адаму поминутно хотелось видеться с Аней. В какой-то момент это желание стало настолько сильным, что он снова помчался в Уотертаун, хотя времени на встречу сегодня у него было не более нескольких минут. Он отдавал себе отчет, что начинает вести себя безрассудно, но поделать ничего не мог.

За сутки, прошедшие с их последнего свидания, Аня сильно изменилась. Она будто опять обрела смысл жизни. Чарли был прав: жизнестойкости этой молодой женщине было не занимать.

Адам застал ее за уборкой. На ней были джинсы и вишневая водолазка. К своему удивлению, Адам увидел, что на пустовавшей прежде полке появилось несколько книг. Самых разнообразных — от биохимии до учебников английского и любовных романов.

— Откуда это? — поинтересовался он.

— Я, как всегда, встала рано, — улыбнулась Аня. — Может, и хорошо, что занавесок нет — встаю вместе с солнцем. Выпила чаю и пошла прогуляться. Дошла аж до Гарвард-сквер. Чудесное место! Там ни одна лавка никогда не закрывается. Играли какие-то музыканты, а в книжных — полно народу.

— Молодец! — похвалил Адам.

— Потом пошла домой. Купила по дороге круассаны. Подумала — вдруг ты приедешь. Не хочешь кофе?

— Давай.

Он опустился в кресло и заметил на столике потрепанную газету на русском языке.

— Что за газета? — полюбопытствовал он.

— «Правда», — прокричала Аня из кухни. — Я удивилась — номер такой древний!

— Ностальгия не одолела?

— Нет, — ответила она, входя в комнату с подносом. — На самом деле я здорово повеселилась. Здесь, в Америке, в газетах тоже правды не пишут, но хотя бы можно выбрать себе ложь по вкусу.

Она присела на край дивана и поставила поднос на журнальный стол.

Адам захрустел круассаном и невольно заметил румянец на щеках у подруги.

— Я рад, что ты в хорошем настроении, — похвалил он и перешел к более нейтральной теме. — На работу не думаешь выходить? Когда совсем поправишься, конечно.

— Вообще-то я немного устала, но психологически уже готова. Одна проблема…

Адам понял ее без слов.

— Конечно, тебе не хочется возвращаться в лабораторию к Дмитрию, это совершенно естественно.

— Напротив, — возразила Аня. Она пылала гневом. — Хочу показать ему, что он не такой уж всесильный и никогда не заставит меня исчезнуть с лица земли.

— Зачем тебе это? — удивился Адам. — Ненависть — деструктивное чувство.

Аня вздохнула.

— Наверное, ты прав. Но чем я еще могу заниматься? Надо признать, что только благодаря его влиянию я получила работу.

— Ну что ж, я тоже обладаю некоторым влиянием. И я бы хотел, чтобы ты перешла на работу в нашу лабораторию.

— Но я ничего не смыслю в иммунологии! — возразила Аня. Хотя в душе обрадовалась.