Шрифт:
Примерно тогда я и подумал, что неплохо бы послать письмо с соболезнованиями жене Билли Скривенса. Буквально пару слов, что в это трудное время я мысленно с ней, и, может, упомянуть, что Билли выглядел таким цветущим, когда мы беседовали перед его смертью. Я подумал: надо объяснить, кто я такой, сказать, что хотя мы с ней никогда не встречались, но я тот самый, из выпуска новостей, с сомнительным титулом «товарищ Билли по бегу»! А потом передумал, потому что это дурной тон, и убрал восклицательный знак Не дожидаясь, пока меня одолеют сомнения, я собственноручно отвез письмо в большой пустой коттедж в Кукмир-Хейвене и вернулся домой принимать все эти восторженные сообщения по автоответчику.
Через четыре дня я получил открытку с траурной каймой — приглашение на похороны Билли.
— Ага! Я иду на похороны! — крикнул я своей взволнованной собаке. — Вот это дело, так держать, Джимми! Вот радость-то! День счастья!
Не помню, чтобы я когда-нибудь еще так радовался.
4
27, проезд Вязов
Восточный Гринстед
Западный Суссекс
Англия
Дорогой Джеймс,
Слава — это обоюдоострый меч. Но не оба лезвия хороши, одно из них плохое. И когда человек так знаменит, как ты, беда в том, что всегда найдутся очень странные люди, которые ни перед чем не остановятся, лишь бы быть к тебе поближе. Большинству, вероятно, вполне достаточно хоть немного прикоснуться к твоему чудесному миру, но у других более зловещие намерения. Я не желаю портить тебе радость от богатства, славы и так далее, но чувствую, что обязан тебя предупредить, что в тебя может выстрелить на улице свихнувшийся псих.
Вот уже восемь месяцев с тех пор, как Джон Леннон завершил свою «Длинную извилистую дорогу», [14] хотя она оказалась не такой длинной, как надо бы, даже, пожалуй, извилистая и короткая вышла дорога, ведь ему было сорок, так что, скажем, средней длины дорога, и уж во всяком случае не такая длинная и извилистая, какой должна была быть, потому что его жизнь трагически оборвал сумасшедший поклонник. В принципе, я бы таких поклонниками не называл, это не поклонники, а убийцы. Нет им другого названия. Но суть в том, что если бы Джон Леннон не был знаменит, он, возможно, все еще был бы жив. Его музыка дарила радость миллионам, даже пенсионерам. А потом один так называемый «поклонник» взял да и убил его. Как всегда, самое малое меньшинство обязательно все всем испортит.
Вот поэтому, Джеймс, я тебе и пишу и советую принять кое-какие меры предосторожности. Не раздавай автографы тем, кто целится в тебя из пистолета. Или нет, давай им автографы. Наверное, лучше делать все, как они требуют. Только если, скажем, жуткого вида тип с кучей пистолетов и гранат и кинжалом в зубах влезет по стене твоего дома и захочет забраться через окно в спальню, ты его не пускай. Он может быть опасен.
Конечно, когда прославишься, вполне можно ожидать некоторой конструктивной критики. Ты попал в поле зрения публики и должен быть готов к жалу критики. Но если в тебя пытаются стрелять, это, честно говоря, уже слишком. Рональд Рейган, Папа Римский, Джон Кеннеди — во всех них рано или поздно стреляли. И я осуждаю тех, кто это делает.
Поэтому, Джимми, остерегайся сумасшедшего убийцы, а если увидишь такого, спрячься за колонну или за автобус, пока он не уйдет. Потому что бывают довольно странные типы.
Искренне свой, Джимми.14
Песня Дж. Леннона и П. Маккартни.
Вот именно, типы бывают довольно странные, думал я, собираясь проникнуть на похороны кумира, которого якобы знал. Однако я не был одержимым, не преследовал его неотступно, просто для меня это турпоездка в страну славы. Кому-то нравится бродить по Риму и фотографировать богинь минувших эпох. Мне же просто хотелось посмотреть нынешние иконы, увидеть всех новых богов, выстроенных напоказ.
Ну а в Сифорде, естественно, я и сам стал уже немножко знаменитостью. После моего триумфального появления в выпуске новостей Би-би-си — а кадры эти, с гордостью доложу, вошли и в специальный вечерний выпуск, — все, с кем я был знаком теперь или встречал раньше, неожиданно узнали, что Джимми скромно помалкивал о дружбе с крупнейшей звездой британского телевидения. От желающих поговорить со мной, утешить, прикоснуться к смерти Билли Скривенса, сделать событие национального масштаба чуточку своим не было отбоя. «Ну да, и мой друг идет на похороны… — скажут они коллегам по работе, когда об этом зайдет разговор. — Я постарался его хоть как-то утешить, но для него это такой удар, знаете ли, а тут еще телевидение и газеты напоминают о случившемся каждые пять минут».
Вдруг выяснилось, что и для них в солнечной системе есть место. В центре пылала сверхновая — Билли Скривенс. Вокруг этой звезды вращались разные планеты, в том числе, оказывается, и Джимми Конвей, рядом с которым пролегала их орбита. И я вдруг заметил, что множество спутников вокруг меня вдруг разом оказались на самой близкой орбите, все на виду, выстроились и ярко освещают мою жизнь. После выпуска новостей в день смерти Билли телефон не умолкал до ночи, а потом и все дни до самых похорон.
Вторым из друзей позвонил Крис. Крис — хороший человек, но сильно изменился с тех пор, как однажды заснул на пляже в Рио-де-Жанейро. Он пал жертвой преступной шайки хирургов, торгующих человеческими органами на черном рынке. Пока он спал, ему, похоже, выпотрошили мозги — других объяснений не было. Из всех моих знакомых у него одного результат теста IQ отрицательный.
— Привет, Джимми! Тебя только что показывали по телевизору!
— Ага.
— Потрясающе!
— Ну да, непривычно.
— Как ты быстро до дома добежал…
— То есть?
— Я думал, мне автоответчик ответит, а ты уже дома. Потрясающе!
— Это же не прямой эфир…
Наступила пауза: Крис думал.
— Понял. Значит, они новости знают наперед, да?
— В смысле?
— Я думал, это новости в прямом эфире.
— Ну да, в основном, Крис. Это просто чудеса, на что способны современные технологии.
— А! Ясно. У тебя домашний телефон соединен с мобильником, так?
Со следующим звонком пришлось разбираться чуть подольше.
— Алло, Джимми? — произнес голос пожилой дамы.
— Я.
— Здравствуй, милый. Это Одри Лэйси.
— Кто-кто?
— Одри Лэйси. Брайан и Одри — друзья твоих родителей. Я твой голос даже не узнала, такой взрослый.
— М-м… Ну вы даё… Здравствуйте, Одри.
— Мы с Брайаном хотели сказать, как нам жаль, что твой друг Билли Скривенс так вот умер.
— А, ну да. Ага.
— Твоя мама только вчера вечером в одиннадцать позвонила и рассказала, что вы с Билли Скривенсом были друзья. Так что потом, когда мы по радио с утра слушали новости, ну просто не могли не позвонить и не сказать, как мы сочувствуем…
— М-м, э-э, спасибо, Одри. Рад вашему звонку. Ну да, я все еще переживаю…
— Боже мой.
Наступил момент тишины, и я надеялся, что она попрощается.
— Так он и в жизни был такой же?
— А?
— Всегда шутил, смеялся над тобой и все такое?
— Точно. Ну совершенно такой же, — подтвердил я, и, похоже, она нашла желанное утешение.
Подтверждений в этом духе от меня ждали все. Что друг, чья улыбка озаряла их с экрана, не обманывал, что они не зря пустили его в свое сердце. В разговорах «о нас с Билли» я был вынужден приукрасить свой вымысел деталями о том, что мы с ним обсуждали или делали вместе. «Нет, мы никогда не говорили о его идеях для передач. Когда он был в плохом настроении, ему так хотелось от всего отключиться».