— Да не такой уж и убогий, вполне себе серьезный мужик, разве что с палочкой, — не смутился Кудрявцев. — А по теории… Все верно, там она и есть, в жопе. А у кого не в жопе? У немцев? «Подлодки спасут мир», а как же! И что у них в итоге? Два «Спартака», два «Тельмана», полтора «ГДР». И всего две «баржи» по сорок пять еропланов на каждой. У них хотя бы лицензионные американские «даунтлессы» есть, и то хлеб. У англичан? Восемь авианосцев — сила, а как же! Только на чем они летают? Знаем, на чем. А все потому, что пожадничали потратиться нормально на авианосный флот, клепали «кошек» и прочую медвежуть. Одно слово, «сапоги»…

— Тяжелые линейные не тронь. Они себя покажут, увидишь, — строго вставил Самойлов.

— Покажут, покажут, — позволил себе самую малость подколоть старшого Кудрявцев. — Но на авианосцах у них — страшный хлам, еще страшнее нашего. Может быть, американцы или японцы?

Оба задумались. Что собой представляет армия страны самураев, в СССР знали хорошо, на богатой практике. А вот японский ВМФ пока оставался тайной. Нельзя сказать, чтобы Объединенный Флот пользовался какой-то особой недоброй славой… В реальных столкновениях на море японцы пока не участвовали, но изредка просачивающиеся глухие слухи о методах подготовки мореходов и авиаторов Страны восходящего солнца внушали почтение. Что же до американцев, то у них хватало собственных проблем, но индустриальная мощь страны в значительной мере их компенсировала. По авиационной технике, авиагруппам и вообще совокупности авианосной мощи звездно-полосатые мореходы если и не превосходили англичан, то уверенно к тому шли.

— В общем, поле непаханое, — подытожил Кудрявцев. — Матчасть есть, а теории и практики как таковых нет, все изобретается по ходу. Тут и отставной самородок-самоучка пригодится. Даже с шахматами.

— Это, опять же, твой минус как руководителя. Не первый год стоишь на палубе.

— Петр Алексеич, а как быть? — горячился Кудрявцев. — Я лично мотаюсь к немцам и обратно, опытом меняться, почему? Потому что сухопутчикам — зеленый свет. А нам — нет. Да ты и сам все знаешь. Ставка до сих пор к нам по-прежнему как к ошибке природы относится, все своими руками и мозгами делаем и считаем. Кто там, в Гэ-Ша, по-настоящему теорией авианосных операций занимается? Никто! Кто из Морского Штаба? Никто! Потому хватаюсь за таких вот самоучек и самородков, что полноценно нашими вопросами никто стабильно и постоянно не занимается. Я бы хватал и тащил специалистов и профессионалов, но где их взять? Все сами делаем, все сами изобретаем. А когда нам перевести дух и заняться по-серьезному? Сплошные авралы и срывы. То корабли в срок не сдадут, то на двадцати узлах трубы палубу задымляют, и все перестраивать, то турбины летят. Сейчас вот с еропланами беда. Немец правильно сказал, сильно топ-мачтовым увлекаемся. А почему? Бомбить нормально не с чего, как здесь передовую теорию развивать? Поликарповы устарели, скоро как англичане с их «Пуделем» будем. «Яков» не дают. Поэтому создаем самую передовую в мире теорию на ходу и в зависимости от того, чем сейчас располагаем… Может, замолвишь за нас словечко там?.. Чувствую, пока все своим ходом будет решаться, будем на кастрюлях летать до скончания веков.

— Не обобщай, — строго заметил Самойлов. — Что смогу, сделаю. Но звезд с неба не жди. Сейчас все авиаторы выстроились в очередь. Новые самолеты, новые моторы. Новикову дай, Голованову дай, Ворожейкину дай. Всем надо, тебе надо. А рука дающая — одна.

— Эта очередь от начала времен стоит, как в двадцатом черные звезды красными сменили. И опять нас и Женьку Клементьева, морскую авиацию, оставят за порогом. Будем на старом барахле отрабатывать тактику царя-Гороха, — горячился Кудрявцев.

— Там посмотрим… Ладно, не будем о будущем. Пока поговорим о немце. Берешь?

— Беру, — твердо сказал Владимир.

— Учти, если я буду выбивать вам с Женей новые… «еропланы», а я буду, куда без вас, болезных, то моего кредита на немца уже не останется. С Рихтгофена взятки гладки — он просто порекомендовал своего человека. Ты и только ты решишь, брать себе в помощники убогого или нет. Все последствия и всю ответственность будешь хлебать сам. Зажжешь новую звезду — молодец. Если нет… Получится, что немец просто покатался по Европам и Союзу на дармовщинку. Да еще и секреты разные узнал. На народные деньги и с твоей подачи. Так что подумай еще раз. Может, пересадим обратно в Данциге?

— Беру, — так же твердо повторил Кудрявцев.

— Вот за что вы мне нравитесь, мареманы. — Самойлов язвил так, будто и не он в свое время не один год отстоял на корабельном мостике. — Думаете быстро, делаете еще быстрее. Иногда, прежде чем подумаете. Ладно, забирай. С чего начать думаете?

— С игрушки. Посмотрим, так ли его таблицы хороши, как рассказывал. Заодно и оценю, насколько он подкован в теории.

— Ну, играйте, играйте… Не забудь мне сообщить через недельку, как наш увечный обживается. Разлей по крайней — и на боковую…

Рунге спал глубоким сном предельно уставшего человека и, конечно же, не узнал, как в коротком разговоре решилась его судьба. Не слышал ни как его осторожно перетащили в купе, ни остановки в Данциге, на которой сошли почти все корабелы.

Дымя и постукивая колесами по стыкам рельс, поезд уносился на восток.

Глава 6

Вот так и подкрадывается старость, подумал посланник, ерзая в опостылевшем кресле. Когда вдруг понимаешь, что дальние путешествия и перелеты — не приключение, а тягостная обязанность. В юности просиживал по суткам в промерзшем окопе — и ничего, а теперь каких-то шесть часов перелета в сравнительном комфорте — и уже чувствуешь каждую косточку, каждую затекшую от многочасовой неподвижности мышцу.

Он устал и замерз, несмотря на систему обогрева. Слишком плотно прилегавшая кислородная маска натерла щеку, настойчиво взывал переполненный мочевой пузырь. Первые четверть часа было даже интересно, ночные полеты были ему в новинку. Он через плечо пилота заглядывал на светящиеся призрачно-зеленым циферблаты, старясь считать показания приборов. Но шея устала, кромешная темень за стеклом кабины стала давить почти физически. Он попытался заснуть, но сон бежал, несмотря на то что вылетели около половины третьего ночи.