Королевский военно-морской флот атаковал конвои, доставлявшие подкрепления по морю, и прикрывал эвакуацию. Это была схватка немецких бомбардировщиков и английских боевых кораблей. Флот понес серьезные потери: три крейсера и шесть эсминцев были потоплены; три линкора, авианосец, шесть крейсеров и семь эсминцев получили повреждения. В который раз было продемонстрировано, что боевые корабли не могут действовать без эффективного прикрытия с воздуха. Адмирал Эндрю Каннингхэм, командующий Средиземноморским флотом, утверждал, что трех эскадрилий истребителей было бы достаточно для того, чтобы спасти Крит (и английские корабли, несомненно). Но истребителей не было. Министерство авиации продолжало отдавать большую часть сил производству стратегических бомбардировщиков. Не было никаких признаков того, что лондонские чиновники, принимающие решения, извлекли из случившегося какие-либо уроки. Стоит ли удивляться, что после войны официальный историк язвительно процитировал изречение Цицерона: «Войско мало чего стоит на поле боя, если дома остались неумные консулы».

Сражение оставило горький привкус. Взбудораженные слухами о плохом обращении с немецкими военнопленными, десантники-победители, превратившись в палачей, принялись расстреливать заложников (200 человек были казнены только на центральной площади одного из городков). Проведенное немцами расследование выявило, что эти слухи совершенно безосновательны. На послевоенном суде Курт Штудент был приговорен к пяти годам тюрьмы за расправу над британскими пленными в Малеме, но этот приговор не был утвержден.

Несмотря на то что германское командование было разочаровано действиями парашютного десанта на Крите, англичане и американцы, завороженные идеей воздушно-десантных армий, начали создавать свои части. Некоторые из них принимали участие во время высадки в Нормандии. В 1944 году под городом Арнем в Голландии был выброшен большой воздушный десант за линией фронта, однако он действовал крайне неудачно.

Вероятно, в стратегическом отношении жертвы, принесенные немцами, были ненапрасны — достаточно лишь взглянуть на карту. Остров представлял собой базу, позволявшую Германии получить господство над всей восточной частью Средиземного моря, — настолько хорошую базу, что некоторые критики Уэйвелла упрекали его в том, что военачальник, лучше разбирающийся в стратегии, не стал бы распылять силы на борьбу в материковой части Греции, а сосредоточил бы все ресурсы для укрепления Крита.

Сражение за Крит в очередной раз выявило недостатки «Энигмы». «Люфтваффе» всегда были самыми уязвимыми пользователями этого шифратора, в основном из-за небрежности и отсутствия дисциплины обработки секретных сообщений. Но и боксер, давно потерявший практику, может сказать, что соперник весил целых 250 фунтов, мастерски делал хуки правой и все же пропустил несколько ударов. Перехваты сообщений, зашифрованных с помощью «Энигмы», были оружием пассивным, как «асдик» и радар. Они сообщали о присутствии врага или раскрывали его намерения; все равно требовалось оружие, чтобы нанести ему удар. После Крита англичане получили возможность присмотреться повнимательнее к методам германской армии, которые после этой операции стали видны как на ладони.

Кампания в Восточной Африке теми, кто в ней не участвовал, была названа «вспомогательной операцией». Возможно, это соответствует действительности. Каждое вооруженное столкновение кажется кому-то «вспомогательной операцией, однако то, что получило название «Абиссинская кампания», имеет все признаки крупного сражения и занимает особое место в истории Второй мировой войны.

Все началось через несколько недель после того, как Италия объявила войну союзникам. 3 августа 1940 года три батальона итальянской армии и четырнадцать батальонов колониальной пехоты при поддержке артиллерии, средних танков и бронемашин пересекли границу британского Сомали, расположенного на «Африканском роге». Это была небольшая колония по сравнению с соседней Абиссинией, завоеванной итальянцами в 1936 году, и все ее оборонительные силы состояли из батальона «Черной гвардии», двух восточно-африканских батальонов и Сомалийского корпуса всадников на верблюдах. После двух дней ожесточенных боев британские войска были эвакуированы. Прикрывал отход батальон «Черной гвардии».

Черчилль был в ярости. Он считал, что поражение, нанесенное англичанам итальянцами, — первое и единственное за всю историю — поднимет боевой дух итальянской армии, действующей в Ливии, как раз тогда, «когда так много зависит от нашего престижа». Итальянская пропаганда максимально раздула изгнание англичан из этой африканской колонии. Генерал Уэйвелл получил черную метку, а у Черчилля этих меток набралось столько, что ему было впору менять их, словно коллекцию марок, на что-нибудь другое.

Настроение Уэйвелла было еще хуже оттого, что император Абиссинии Хайле Селассие сидел в Хартуме и ждал, когда англичане отвоюют для него его страну. Он прибыл в Египет на летающей лодке еще 25 июня. Министерство иностранных дел выпихнуло его из Лондона, усадив на один из последних самолетов, которым удалось пересечь Европу до капитуляции Франции. Несчастный император понятия не имел о том, что возвращается в Африку. После поражения англичан в Сомали Хайле Селассие превратился в постоянный источник бесконечных забот, общение с которым было к тому же крайне затруднено, так как он говорил исключительно по-амхарски. Единственный переводчик с амхарского, которого удалось разыскать в Хартуме, знал только арабский, и однажды, поскольку приглашенный переводчик с арабского говорил только по-французски, общаться с императором пришлось через трех переводчиков.