— Джентльмены, то, чего мы опасались, произошло. Три дня назад шотландцы вторглись в Англию. Кавалеры севера примкнули к врагу. Генерал Ламберт отступает перед ними и зовет нас на помощь.

В наступившей тягостной тишине крик чаек звучал так резко и уныло, что его можно было принять за вороний. Кромвель сорвал с себя шляпу, подбежал к брустверу и высунулся по пояс. Внизу на втором ярусе стояла тяжелая батарея; стволы пушек, матовые от утренней росы, чернели на равных промежутках друг от друга.

— О-о, господа пушкари еще завтракают! Может быть, если выдастся свободная минутка, вы соблаговолите, наконец, открыть огонь?

В голосе его было столько сдерживаемой ярости, что командир артиллеристов, неживший в руках чашку утреннего кофе, поперхнулся и только жестами смог послать солдат к орудиям. Но те и сами уже кинулись на свои посты, на ходу сбрасывая мундиры.

— Верхняя батарея — зажигательными по городу! — кричал Кромвель. — Нижняя — ядрами по стене! Бейте в ту же точку, что и вчера, брешь нужна к вечеру. Мы пойдем на штурм!

Черные жерла проглатывали мешки с порохом один за другим, руки артиллеристов мелькали в привычном ритме, командир метался от орудия к орудию, проверяя наводку.

Зажглись алые пятнышки фитилей, и первый залп рванул землю из-под ног, ударил волной горячего воздуха, оглушил. Было видно, как осколки камней брызнули во все стороны из стены слева от ворот. Корабли, стоявшие на якорях, тоже открыли огонь, и вскоре дымы новых пожаров начали вырастать над городскими крышами.

Осажденные не отвечали, запасы их пороха подошли к концу уже несколько дней назад.

Залпы осадных батарей то рассыпались на отдельные выстрелы, то сливались в непрерывный тяжкий рев, нависавший над городом. Темное пятно на стене постепенно расширялось, трещины ползли во все стороны, гребень обваливался. Вскоре все пространство перед воротами было так затянуто дымом и пылью, что выехавшего всадника с белым флагом заметили лишь тогда, когда он был уже на полпути к линии траншей. Но и после этого батареи, словно спеша утолить свою злобу, продолжали стрелять до тех пор, пока парламентер, пригибаясь к лошадиной шее, не доскакал до подножия вала и не спрыгнул, вернее, свалился с седла, держа шляпу в одной руке, а лист с подписанной капитуляцией — в другой.

«Герцог Гамильтон, исполняя условия секретного договора с королем, вторгся в Англию с многочисленной армией шотландцев. Вместе с присоединившимися к ним роялистами севера численность этого войска достигла 25 тысяч, и они двигались на юг, распространяя ужас вокруг себя. Едва ли за все время войны было проявлено больше жестокости по отношению к безоружному населению. Парламентское войско там было слишком слабым, чтобы остановить столь мощного врага. Но не теряя присутствия духа, оно отступало с боями, ожидая прибытия с юга главных сил Кромвеля.

В Лондоне же пресвитериане втайне сочувствовали захватчикам, и лишь с огромным трудом удалось добиться того, что обе палаты парламента объявили шотландцев врагами, а присоединившихся к ним англичан — предателями».

Мэй. «История Долгого парламента»

«Наша бригада движется на север длинными маршами. Особенно тяжела для солдат нехватка башмаков и чулок, которых никто из нас не может купить себе, ибо жалованье не плачено за несколько месяцев. Добыть их мы могли бы разве что грабежом, но такого еще никогда не бывало в войсках генерал-лейтенанта и никогда не будет; мы скорее пойдем босиком, что многим и приходится делать с момента нашего выступления из-под Пембрука».

Из письма солдата армии Кромвеля

«Генерал-лейтенант Кромвель неоднократно во всеуслышание заявлял, что всякий честный человек может быть судьей в том, что есть добро и справедливость, что хорошо или дурно для всего государства; что вполне законно испробовать различные формы государственного правления и, если понадобится, силой произвести чистку нынешнего парламента или положить предел его затянувшемуся пребыванию у власти; что вполне правомочно вести себя с бандитами по-бандитски».

Из обвинений, представленных в парламент против Кромвеля

Как только лодка с полосатым тентом на корме появилась из-под арок моста, толпа на берегу Темзы испустила ликующий вопль и двинулась вдоль набережной в сторону причалов.

В полуденной жаре запах реки мешался с запахом городских мыловарен.

Гребцы осторожно подтянули лодку к деревянным сходням, и посланец палаты лордов, отводя в сторону ножны со шпагой, быстро взбежал наверх. Свернутый в трубку приказ об освобождении он держал в руке и расчищал им себе дорогу, как жезлом. Люди расступались с подчеркнутой почтительностью и затем устремлялись вслед за ним, так что он поневоле оказывался во главе торжественной процессии, направлявшейся к воротам Тауэра. Вторая и большая часть толпы, уже стоявшая в тени крепостной стены, тоже распалась на две части, пропустила посланца к боковой калитке.