– Проклятый Горбачев! Проклятое ЦРУ! Проклятые американцы! – шипели они, поглядывая на дверь. – Развалили Союз – теперь за весь мир взялись, шакалы!

Отругавшись, замолкли. Повисло молчание. Лица угрюмы. Джахан торопливо вытирает подолом белой робы очки, бормочет:

– Раньше, при Союзе, и Пакистан свое собачье место знал, на Кашмир свои грязные лапы не протягивал… А сейчас что будет?

– Что хорошего может быть? – пожал плечами Рахим. – Америка дружит с паками, их поддержит. А потом Афганистан разбомбит, талибы сюда к нам побегут сдаваться. Работы много будет.

– Как бы нам самим не пришлось куда-нибудь бежать, – мрачно заметил Хуссейн, а Джахан, расправив усищи, подытожил:

– Междоусобицы будут, как при англичанах. Мы на Индостане всегда тихо-мирно существовали, никаких границ не было, жили по племенам, как и положено. Пришли англичане, Индию разграбили, Китай на опиум посадили, Индию по-своему поделили – и началось… И в Афганистане то же самое будет…

– Ну и пусть. Тебе же лучше – больше работы. Пять языков знаешь, дом купишь… – буркнул опять Рахим.

– Не в деньгах дело – людей жалко. – Индус сморщил свое темное, как будто мятое или моченое личико с розовой точкой во лбу. – Опять резня. А на ваш Ирак уже точно нападут, давно зуб имеют.

– Эти дурные янки не понимают, что Саддам сегодня – это стабильность в регионе, – вдруг заявил Хуссейн и на мое удивление объяснил: – Пока Саддам жив – он не даст власти муллам. А вот как только Саддам умрет или его убьют, то все может случиться. В Иране давно уже мятежные аятоллы ждут, чтобы в Ираке власть захватить. Тогда Ирак и Иран объединятся, Сирию привлекут, Иорданию подтянут. Ливия всегда наша была. Аравия и Кувейт сами скоро подохнут – их нефть кончается. Вот когда евреям конец придет! И Америке с пустыми руками уходить надо будет с Востока.

Мы молча слушали этот прогноз, не замечая, что в дверях стоит Зигги с папками. Одет как всегда в джинсу. На голове – хаос из крашеных волос под бриллиантином. Слушая эти расчеты, он усмехается:

– Ну, до такого исламского рая еще далеко. И другие страны не дремлют, между прочим. А пока работаем, как работали. Вот папки. Беженцев-арабов подробнее описывать теперь надо: рост, цвет глаз-волос и прочую биометрию. Вот по этой схеме… – Он протянул чистые бланки, добавив: – Ну, вам же лучше: время – деньги.

Раздав папки, Зигги попросил индуса уточнить у его беженцев, какое у них гражданство, а то паспортов нет, код страны неизвестен и куда их вписывать – неясно. А мне сообщил, что работать сегодня с повторником:

– Ему уже один раз Германия отказала, а он опять явился.

– По отпечаткам поймали? – решил блеснуть я, но Зигги покачал головой:

– Нет, сам сказал. Новые обстоятельства открылись, говорит. Ну, в таких случаях обязаны выслушать. Повторная заявка называется. Здоровый, как шкаф. Сам, наверно, уже сто человек убил, а теперь от страха к нам просится. Черт знает кто такой.

Я взял папку. На фото – широкое лицо, угрюмый взгляд. Под глазами – мешки, на лбу – морщины, на щеках – шрамы. Ежик коротких волос.

Я вышел в приемную. Дубягин сидел поодаль от других, закинув ногу на ногу. В кожанке, серых твидовых штанах. Сапожки. Белое кашне. Здоровый детина.

– Из России? – спросил я у него.

– Чего надо? – недоброжелательно покосился он, не меняя позы.

– Ничего не надо. Я ваш переводчик.

– А, понятно. – Он по-милицейски немигающе уставился на меня ледяными голубыми глазами. Я тоже глаз не отводил. – Идти, что ли? – сморгнув, нехотя поднялся он со стула.

Курды и индусы, притихнув, с уважением поглядели на его широкую спину. Был он под два метра. Смотрел надменно, холодно, не мигая, по-удавьи. Руки всунуты в карманы куртки. Взгляд наглый, спокойно-жестокий, безмятежный в своей правоте. Наверно, один из тех, которые за луковицу (и без луковицы) зарежут. Я молча пошел впереди. Он двинулся за мной. Я слышал скрип его сапог, и что-то неприятное витало над моим затылком.

– Чего фашисты со мной делать думают, а? – спросил он сзади.

Не оборачиваясь, я ответил:

– Откуда мне знать?.. Я только переводчик, они решают.

– Ну, ты ж с ними в связке…

– Какая связка?.. Я сам по себе.

Голос хмыкнул, замолк. Не очень приятно слышать за собой шаги и дыхание. Затылок зачесался. Вот и музгостиная. Зигги жестом усадил Дубягина к стене, щелкнул аппаратом.

– Отпечатки снимать не будем, уже есть в картотеке. Данные тоже уточнять не надо, все раньше проверено, в актах лежит. Идите прямо к Шнайдеру, – сказал он, вытаскивая фото из аппарата, вкладывая его в папку и исподтишка оглядывая мощную фигуру Дубягина. – Спортсмен?