Я пошел в приемную. Между тихими китайцами и небритыми курдами сидит мой клиент. Правда, как из хлева. В нечесаных волосах только соломы с перьями не хватает.

– Василий?

Он уставился на меня серенькими глазками и неслышно сказал:

– Этоть.

– Я переводчик, буду помогать с немцами объясняться. Пошли! – говорю я, чувствуя себя Хароном, снующим по реке смерти. Только коллега Харон возил по воде, а я – по суше, по кабинетам и коридорам.

Василий покорно встает. Он в мятых штанах, в сандалиях на босу ногу, рубашка навыпуск. Проходя мимо, он обдает меня затхлой вонью немытого тела. Сальные волосы лежат на плечах. Лицо пусто-бессмысленно.

Держась от него подальше, я осторожно следую за ним.

– Куды итить?

– Направо. Где дверь открыта.

В музгостиной практикантка усаживает его у стены, наставляет аппарат и тихо говорит мне:

– Боже, что за запах!

Мне стыдно за Васю Сурова, но я молчу, пожимая плечами, – дескать, я же не могу отвечать за весь бывсовлюд? Когда Вася косолапо подходит к станку и практикантка, надев две пары перчаток, на расстоянии с невольным отвращением берет его за руку, я все-таки с неприязнью говорю ему в спину:

– Ты бы, Вася, помылся. Неудобно как-то…

На это Вася затравленно смотрит в пол:

– Хде?.. Еле жив ишо осталси. Гонют.

– Кто тебя гонит?

– А все, – флегматично отвечает он, не удивляясь ни отпечаткам, ни фотографиям, как будто уже сто лет живет в этой комнате.

– Баня тебя преследует, вот кто!.. Давай, садись вон туда! Уточнить данные надо, – говорю я ему, но практикантка просит меня побыстрее увести беженца – у нее аллергия на запахи, и она боится, что может случиться приступ:

– Идите к Тилле, там и уточните!

«К Тилле – это хорошо, там кабинет большой, можно будет подальше от этого придурка отсесть. У Шнайдера было бы плохо. А у Марка задохнулись бы сразу в его душегубке. Кроме самого Васи, разумеется. Он, видать, привычный», – думал я, идя по коридорам. Вася шаркал сзади.

Тилле был в хорошем настроении (его любимая команда вчера взяла кубок). На нем – рубашка с короткими рукавами, серый галстук.

– О, кого это вы привели сегодня, дорогой коллега? – увидев нас, засмеялся он.

– Не знаю, надо спросить.

– Спросим. Садитесь как обычно… – настраивая диктофон и просматривая папку, говорит Тилле.

Вася, поозиравшись, сел бочком у края стола, затих и только иногда украдкой скреб в ребрах.

– Он что, из сумасшедшего дома сбежал?.. Что за вид у него?.. Что за амбре?.. Бог мой!..

– Вот немец интересуется, почему у тебя вид такой?

– Хтой?.. – испугался Вася.

– Ну, вид такой грязный, чумной…

– Та я ж у бяхах, куды ишо мытьси?.. По дорохе ишо лишай схватил, дохтур сказал, мытьси нельзя.

И Вася, задрав ветхий рукав, показал мне красные пятна, а я стал лихорадочно вспоминать, жал ему руку при встрече или нет – лишая мне только не хватало к лому в костях и звону в балде!

Тилле тоже в недоумении уставился на пятна:

– Что это?

Я сказал, что это кожная болезнь, а сам он в бегах, потому и выглядит так дико.

– Но он в лагере мог бы привести себя в порядок. А эти пятна надо врачу показать.

Я перевел.

– Та был ужо… Дохтур мази дал, а сосяды в лагярю покрали, нету тяперя мази. Невязуч стал штой-то, совсем олаберный…

Передвигая диктофон по столу и готовя бумагу для записей, Тилле прервал его:

– Я чувствую, что опять начинается длинный русский рассказ о мази, которую у него украли, и о докторе, который эту мазь прописал. Давайте начнем. Пусть скажет имя, фамилию, адрес, где жил до выезда, год рождения!

– Суров, Василий, рожден в 1972 годе, сяло Бобынино Калужска облась. Чаво ишо? – тухло посмотрел Вася на меня.

– Языки какие знаете?

– А никакия.

– Было у вас еще какое-нибудь гражданство?

– Чаво? – не понял Вася, а после объяснений энергично покачал скуластым лицом: – Не, не было… Што я, шпиен?

– Почему нет документов?

– Пашпорт в мялицие.

– Родственники за границей есть?

– Чаво?.. Не. Маманя помярла, папаня ишо раньшее от сярдца. Один я жил.

– Братья-сестры есть?

– Сяструня была, да ономнясь куда-то деласи. Давно не слыхать. Хде, што, не знамо мне… – он подвигал руками, показывая недоумение и погнав по кабинету волну потной вони.