Хозяйка довела гостя до спальни и уложила в постель. Он сразу уснул.

Проснулся он от нестерпимого жжения в груди.

Павел открыл глаза и попытался понять, что с ним. Он лежал на кровати, в одной футболке. Над ним склонилась Анна.

Было жарко. А еще нестерпимо пекло грудь. Что, туда уголь из камина упал, что ли?

Павел приподнялся, стянул футболку и отбросил в сторону. В комнате стало чуть светлее. Анна сдавленно вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Что с тобой? — машинально спросил Павел, одновременно осознавая: слабый свет исходит от крестика на его груди.— Господи! — Павел перекрестился.

У стен раздался отчаянный стон.

— Анечка, что с тобой? Убери руки, слышишь?

— Сними крестик, любимый. Зачем он нам?

Анна опустила руки, ласково улыбнулась. Павел смотрел на нее и отказывался верить своим глазам. Сквозь черты прекрасного лица явственно проступила личина мертвой старухи. В нос ударила тошнотворная вонь.

— Ведьма! — воскликнул Павел.

Что было сил оттолкнув ее, он попытался соскочить с кровати, но лишь упал на четвереньки. Из углов спальни к нему бросились «статуи». Одно из чудовищ железной хваткой схватило его шею.

— Господи! — задыхаясь, вскричал Павел. В памяти сами собой всплыли слова: — Отче наш, Сущий на Небесах,— он произнес их вслух и продолжил насколько мог громко: — Да святится имя Твое! Да придет Царствие Твое...

Исходящий от крестика свет стал ярче. Шея освободилась. За спиной колдунья резко выкрикивала какие-то жуткие слова. Не оглядываясь, Павел прямо на четвереньках бросился к выходу. В коридоре он поднялся на ноги и помчался вниз по лестнице, а «скульптуры» хватали его за руки и ноги, клацали зубами возле лица и шеи. В призрачном серебряном свете было видно, что это — движимые колдовством, расчлененные и заново собранные трупы. Лишь много позже Павел смог осознать, где ему доводилось видеть подобное: по телевизору однажды показывали работы некоего «Доктора Смерть».

Без конца повторяя слова молитвы — одни и те же, какие знал,— Павел прорвался. У выхода он нашарил на вешалке пальто, накинул его прямо на голое тело и выскочил из зловещего дома. На улице кружил первый снег.

Если бы по улице Московской в те минуты шли люди, то они могли бы видеть, как от одного из домов на темной стороне метнулся босой человек в черном пальто. Сверкая голыми ногами, он перебежал проезжую часть и прислонился к фонарному столбу. Он долго стоял так, в круге яркого электрического света, время от времени вздрагивая всем телом. По лицу его ручьями текли слезы.

* * *

Прошло десять дней. Первый снег, покрывший в ту ночь землю мягким белоснежным одеялом, растаял. Павел Юрьевич Федосеев вернулся к работе. В шумных ученицах с неизменными телефонами, наушниками и жвачкой он теперь видел жизнерадостных молодых девушек, и они даже стали ему немного симпатичны. А однажды, ближе к вечеру, он проводил урок в той самой группе. Ну, вы догадались — в той, где училась Мэри...

В конце урока Павел сказал ей:

— Мэри, задержись на минутку.

Когда они остались одни, историк спросил:

— Хочешь, я познакомлю тебя с настоящим вампиром?

— Ой-ой-ой, с вампиром. Их же не существует.

— Ну-у, если ты боишься...

— Да ничего я не боюсь! — перебила девушка и с улыбкой добавила: — С тобой, Пашенька, хоть к черту на рога.

— Вот и отлично. Давай встретимся завтра в десять утра у входа в колледж. Смотри только, крест не снимай. И... э-э... впрочем, ладно. Осиновые колы я приготовлю, конечно, сам...

...Вот такая прошлой осенью у нас в Вознесенске приключилась история, хотите верьте, хотите нет.

Да, многие спрашивают, почему девушку зовут Мэри, не-русская, что ль? В самом-то деле она Маша, только представляться любит этак вот: «Мэ-эри».

TAUANA

ЖИВАЯ ВОДА

Полночь. Огни над танцполом уже слепят ее глаза. Шум музыки и голоса посетителей сливаются в один сплошной невыносимый звук. Ноги отказываются танцевать, а тело молит об одном — покинуть это царство хаоса и окунуться в тепло и уют собственной спальни.

Ольга прощается с друзьями и перед выходом спешит в дамскую комнату. По дороге ей постоянно попадаются целующиеся парочки, и даже в уборной не удается избежать подобных сцен. Едва она закрывается в кабинке, как по соседству раздается неоднозначное ерзание с параллельной звуковой трансляцией поцелуев.

— Дома нельзя этим заниматься? — рассерженно спрашивает она.

Ей отвечает громкий стон, почти крик — и серия ударов о стенку туалета.

— Чтоб вас! — ругается она, понимая, что так у нее ничего не выйдет.