Но теперь, судя по выражению его лица, он считал ее неосторожной, безрассудной. Словно она одна была в этом виновата! Странно, но и сама она, совсем не понимая почему, считала себя одну виновной в том, что ей захотелось иметь от него второго ребенка.

– Вилли знает? – спросил он. Его тон был агрессивным, и ей показалось, что он считает ее способной обмануть его так же, как она обманывала мужа.

– Нет.

– Значит, ты не…

Она не дала ему закончить фразу.

– Нет, я не спала с Вилли и никогда не буду с ним спать! Как ты смеешь думать такое? Ребенок будет мой. И твой, если захочешь. Но не его. Если понадобится, я исчезну навсегда. Я не покончу с собой, нет! Но у меня будетэтот ребенок. Я заслужила его. – И, несмотря на свой зарок не выказывать при нем слабости, она горько зарыдала. – Да, я заслужила этого ребенка, Чарли.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, словно бы на прощание.

– Да, Кэт, ты заслужила его. – И, не оглядываясь, ушел.

Она не вслушивалась в его шаги, но, когда хлопнула входная дверь, устремилась к окну, чтобы видеть, как в цилиндре на голове и с переброшенным через руку легким пальто он уверенно направляется к воротам.

Чарлз отправлялся в Лондон. Неужели он бросил ее? Она хорошо знала все ненавистные слова прощания и предпочитала никогда не произносить их. Но нет, он не мог вот так взять и уйти от нее. Неужели известия о ее беременности вкупе с массой других беспокойств и хлопот, тяжелым грузом навалившихся на него, оказалось ему достаточно? А ведь сейчас он так сильно взвинчен, так непредсказуем…

Он должен вернуться. Он обязательно вернется. Он не раз говорил, что только из-за нее остается жив, и она боялась, что это правда. Сколько раз она успокаивала его, ухаживала за ним, когда он болел, разгоняя кошмары, готовила его к каждому выпавшему на его долю новому испытанию…

Он должен вернуться.

Но на какой срок он оставил ее пребывать в мучительных сомнениях и к какому новому решению придут в конце концов он или она, чтобы справиться с этой проблемой?

Была почти полночь, когда до Кэтрин донесся цокот копыт и шорох колес на дорожке, усыпанной гравием. Она услышала, как кто-то сказал «доброй ночи», потом щелкнули ворота и раздался звук приближающихся шагов.

Кто же это? Вилли, который часто являлся совершенно неожиданно, или Чарлз?

Спустя несколько секунд в дверь оранжереи тихо постучали – это был сигнал того, что никого из слуг поблизости нет и она может разрешить гостю войти.

Даже не зажигая свечи, она стремительно сбежала вниз, распахнула дверь и тут же оказалась в объятиях Чарлза.

– Кэт! Какая радость! Неужели ты решила, что я ушел навсегда? – Его голос был совершенно спокоен, лишь поигрывал шутливыми нотками.

Она с облегчением заплакала.

– Откуда мне знать, куда ты ушел?

– Но ты могла бы догадаться. Я был в Алберт-Мезонз.

– У Вилли?

– А с кем еще я мог посоветоваться насчет такого сугубо личного дела? К счастью, я застал его дома.

Она затащила его внутрь и плотно закрыла дверь. Слабый свет луны проникал сквозь окно оранжереи. Над ними свесило свои тяжелые листья апельсиновое дерево, за которым Кэтрин с такой нежностью ухаживала летом. Она не могла разглядеть его лица – она видела только блеск его глаз.

– Что он сказал?

– Я спросил, готов ли он дать тебе развод. Он наотрез отказался.

– Ты объяснил ему причину?

– Естественно.

– А он не хотел подраться с тобой?

– Если бы у него под рукой было оружие, то, не сомневаюсь, он пустил бы его в ход. Но оружия поблизости не оказалось. Он победил меня иным способом.

Она ошеломленно смотрела на Чарлза. Ее обуревал страх, и все же она была беспредельно счастлива, что он сейчас рядом с ней.

– Что случилось? Расскажи!

– Обычная вещь. Его религия. Развод невозможен. И это единственная причина, по которой он не даст тебе развода.

– Разумеется, не потому, что он любит меня, – саркастически-злобно проговорила она. – Должна признать, он до сих пор считает, что я принадлежу ему. Но он не любит меня. А если и любил когда-то, то это было уже очень давно. И вообще мне кажется, что если он и любил меня, то только из-за карьеры, которую мог бы сделать через меня и моих родных.