Шрифт:
— Ладно, — сказал арестованный, — дайте бумагу, ваша взяла!
Посланцы в Елизаветинскую, отбывшие с приказом полковника Назарова, не вернулись. Вместо них на следующее утро у подъезда Дончека осадили взмыленных коней пятеро казаков-делегатов. Вот что они привезли в ответ на приказ:
«Уполномоченному Советской власти на юго-востоке России
Мы, сыны тихого Дона, ознакомились с приказом наших старших руководителей — князя Ухтомского и полковника Назарова, в коем мы призываемся к ликвидации нашего дела и добровольной сдаче оружия, за что нам Соввластью гарантируются полная неприкосновенность и гражданские права.
Мы, со своей стороны, заявляем вам, что до тех пор мы не можем окончательно решить интересующие нас — обе стороны — вопросы, пока не будут доставлены к нам князь Ухтомский и полковник Назаров, во всяком случае последний обязательно. Срок доставки Назарова и Ухтомского назначаем к 12 часам в воскресенье. Присланных вами граждан мы по недоверию задерживаем до прибытия Назарова и Ухтомского, дабы точно удостовериться в правдивости их приказа и не был ли он писан под пыткой или угрозой расстрела.
Наших представителей верните сегодня к вечеру.
Комитет для переговоров в Советской властью. П о д п и с и».Чекисты собрались на срочное совещание.
— Ясное дело, — сказал Зявкин, — офицеры воду мутят. Половина из них — каратели, этим нечего терять.
Со своего места грузно поднялся Тишковский.
— Вы вот что, товарищи, учтите, ведь каждый казак с малых лет усвоил: сам погибай — офицера выручай! Традиция! Им, может быть, и не нужен этот самый Назаров, но амбиция казачья. Тут надо тонко подойти.
— А может быть, отвезти им этого Назарова и разоблачить?
— Надо, чтобы поверили.
В середине совещания пришел Буденный. Он внимательно прочел послание казаков и, задумчиво поглаживая усы, сказал:
— А где эти их делегаты? Мне бы с ними потолковать с глазу на глаз.
— Пожалуйста, Семен Михайлович. Миронов, проводи товарища Буденного.
Командарм ушел. Совещание продолжалось. Только к концу его Буденный снова вошел в кабинет.
— Есть теперь и у меня предложение, — сказал он, хитро улыбаясь.
Второй день станица Елизаветинская гудела митингами. Из окружных станиц и хуторов съехались казаки. Прибыли походным порядком и вооруженные сотни, скрывавшиеся в камышах. Митинг, бурливший вначале на одной центральной площади, раскололся теперь на десятки малых.
К полудню в воскресенье, к сроку, указанному в ультиматуме, страсти особенно накалились. Уже тяжело избили кого-то, грозились винтовками, с минуты на минуту могла вспыхнуть общая междоусобица, когда на станичную площадь влетели два молодых казачка, скакавших верхом без седел, охлюпкой.
— Едут! Едут! — кричали они истошными голосами, покрывая шум.
И разом стих людской водоворот, глядя, как с гряды холмов по вьющейся пересохшей дороге течет вниз клуб пыли, а впереди него бежит небольшой открытый автомобиль. Он быстро влетел на площадь и остановился у самого края толпы, пофыркивая разгоряченным мотором и чадя непривычным запахом горелого бензина. Щелкнули дверцы. Два человека шли прямо на толпу. Люди ахнули, загудели и снова замолкли.
Впереди в полной форме при всех своих орденах шел, придерживая рукой золотую шашку с алым орденским бантом, командарм Семен Буденный, за ним в кожаной куртке и фуражке со звездой шагал второй, в котором многие из толпы узнали председателя Дончека Федора Зявкина.
Молча расступалась перед ними толпа. Приехавшие шли по узкому человеческому коридору. Потом, словно убедившись в реальности происходящего, люди снова заговорили:
— Послухаем!
— Гутарить будут!
— Эх! Орел, Семен Михалыч!
— Што ему! За бугром небось корпус стоит!
— А энтот из Чека!
— Комиссар!
Буденный и Зявкин поднялись на трибуну. Очередной оратор, не закончив своей речи, спрыгнул вниз в толпу. Командарм обвел взглядом лица.
— Здорово, станичники! — Голос его, привычный к командам, звучал зычно. — Слышно меня?
— Давай крой, слышно! — ответила толпа.
— Тут кто-то про корпус сказал, — Буденный поискал глазами в толпе, — ты, что ли? Нет с нами корпуса и никого нет. Вон ваши пятеро скачут, приотстали.
На дороге показались возвращавшиеся из Ростова делегаты.
— Мутят вам головы, станичники. Мы уж отвоевались, буржуев за море выкинули, а с вами, хлеборобами, чего нам воевать? Верно говорю: мутят вас, пора уж хлеб убирать, а вы воевать собрались?
Полковника Назарова ждете? Нету никакого Назарова в природе. Вот товарищ Зявкин не даст соврать. Подбил вас на это дело бывший городовой из Царицына. Он полковника вашего убил в прошлом году на Маныче и документы его взял…
Толпа зашумела. Справа от трибуны закипела какая-то свалка, кинули на землю человека, сомкнулась над ним толпа и расступилась. Осталось лежать распростертое тело.
— Прапорщика Ремизова кончили, — крикнул кто-то, — стрелять хотел!
— Вот пес!..
— Генерал Ухтомский сам подписал приказ, — продолжал Буденный. — Он человек военный, понял: ничего не выйдет. Конная Армия в Ростове, а против нее кто устоит? Есть тут конармейцы?
— Есть! — ответил с площади недружный хор голосов.
— Вот пусть ваш делегат скажет!
На трибуну поднялся пожилой казак.
— Верно Буденный говорит, станичники, нету никакого полковника, а есть городовой. Я ему в рожу плюнул.