– Отчего же?

– Оттого. Пятая чашка за утро.

– Марина, я ведь еще не ложился, – пытаюсь оправдаться, быстренько подвигая чашку поближе. Вдруг Мариночка решит, что мне и четырех чашек хватит, попробуй потом у нее кофе отобрать. Это для Вершигоры я, в частности, и боец, а Марина из троих таких отбивных наделает, при том не сильно вспотеет.

– Не ложился, – повторила мои слова секретарша. – Слабо верится. Чтобы ты да с кем-то и не лег… Особенно после свадьбы твоего персонального придурка с фотомоделькой.

– Марина, как клянутся мои некоторые партнеры, сукой буду, не ложился, хотя там были такие эти самые модели…

Я всегда говорю исключительно правду. Это мой стиль. Есть чем гордиться: во время одних ответственных переговоров спросил у потенциального клиента, какие гарантии ему нужны с моей стороны. И даже не слишком удивился, когда тот ответил: “Ваше честное слово”. Услышать такое от малознакомого человека может только личность чуть ли не легендарная. Может, именно это обстоятельство, а не мой окрас, привлекло генерала Вершигору? И Марину я не обманул, хотя она абсолютно права в своих подозрениях. Да, трахнул я одну девушку с изумительной грудью, но при том не ложился, в кресле сидел. Я же никогда не вру.

– Кстати, Марина, – с наслаждением делаю глоток единственного наркотика, к которому пристрастился Бог знает сколько лет назад. – Я бы просил тебя в дальнейшем отказаться от определений в адрес начальника отдела снабжения.

– Отдел снабжения, – хмыкнула Марина и упрямо повторила характеристику его руководителя. – Твой придурок весь мир снабдить может. Гипертонией с инфарктом. Во всяком случае, уже знаю: его свадьба кое-кому “скорой помощью” вылезла.

– Мариночка, ты опять не права, – спокойно ответил я, уже не опасаясь за дальнейшую судьбу кофейной чашки. – Это мой наследник расстарался…

– Причем здесь он? – фыркнула секретарша, попутно стянув сигарету из моей пачки.

Я дал ей прикурить, бросил золоченый “ронсон” на край стола и заметил:

– Слышала звон, да не знаешь, где он. О, давай, если ты не права, выставишь еще одну чашку кофе.

– Обойдешься, – решительно отрезала Марина. – Я отвечаю за твою безопасность. Не хватало, чтобы у тебя сердце прихватило, как ночью у генерального менеджера. Твоего Костю стоило кастрировать перед свадьбой, чтобы ему подобные на свет не выползали. Всей фирме лучше подарка не придумать. Вместе с остальным миром

– Причем здесь менеджер? – начинаю вспоминать события ушедшей ночи. – Мой Гарик был шафером, Вергилис по народному обычаю похитил невесту, стал требовать выкуп. Гарик с ним поторговался, у Вергилиса прихватило сердце. Ты просто на Костю бочку катишь.

Марина весьма выразительно посмотрела на меня. Я тут же повел себя так, как положено бизнесмену в подобной ситуации:

– О второй “скорой” могу только догадываться. Но не больше того. Потому что присутствовал лишь при начале семейной сцены. Действительно, припоминаю, во время свадьбы какой-то голубой целовал взасос менеджера, а его супруга повисла на обоих с ревом, перекрывшим ансамбль “Бородачей”. Но потом я вышел с Гариком, чем закончилась эта любовь – не ведаю.

– Пошел, значит, вторую “скорую” организовывать. С помощью ребенка, – не сдалась Марина и на всякий случай напомнила:

– Это твоя последняя порция…

– В жизни? – нарочито расширяю глаза.

– Сегодня, – не поддалась на мелкую провокацию секретарша и тут же в который раз позаботилась о моем бесценном здоровье:

– Ты бы отдохнул. Тем более, на фирме пусто. Все от свадьбы отходят.

– Кроме тебя. Пропустила такое мероприятие. Выговор тебе объявляю. В приказе. И лишу премии по итогам квартала.

– Квартала, где стоит наша фирма? – съязвила Марина, погасила сигарету, поднялась из кожаного кресла “Зорба”, звякнув своими побрякушками, и заметила:

– Тебя порой понять невозможно.

– Это оттого, что я белый ворон, – бормочу себе под нос после того, как секретарша плотно прикрыла дверь кабинета.

Действительно, белый. Не потому, что мой бизнес чист, как простыня невесты перед первой брачной ночью. В наших условиях реальнее увидеть Кин-Конга на привокзальной площади, чем бизнесмена, ведущего дела согласно фантастическим законам и пришибленным инструкциям. Да если бы я и другие люди торговали так, как требует законодательство, мы бы не в мягких кожаных креслах сидели, а приминали задницами паперть, издавая вместо указаний жалобные вопли: “Подайте, Христа ради”. Представляю, какую бы кровопролитную войну пришлось вести, чтобы занять место на этой паперти. А зачем? Кто бы нам подавал, те, которые еще ноги волочат исключительно благодаря опять же таким, как мы? Замкнутый круг получается. Всеобщее вымирание. Недалекие люди считают, что в нашем парламенте собрались одни болваны. Как раз наоборот, там умнейшие люди. Создают заранее невыполнимые законы, большую часть экономики загнали в тень. Ну и что? Ничего. Людям по полгода не выплачивают зарплату, однако хоть один случай голодной смерти пока не зарегистрирован, и обмороков от недоедания среди улиц не происходит.

Как говаривал тестюшка, такова селяви. В отличие от меня, иностранными языками он не владел, зато жизнь знал. Умнейший был человек. Кто-кто, а он сейчас не пищал бы во все стороны: как выживать в такое время? Понимал дедуля

– если пенсионерам давать на элементарный прожиточный минимум да работягам с бюджетниками вовремя зарплату их нищенскую платить, стране конец придет. И не иначе, при таком раскладе ее высшему эшелону один путь – на паперть пресловутую. Людовик, индивидуалист пошлый, изрек: “Государство – это я”. У нас вверху прочно окопались, зубами вгрызлись в должности ребята, воспитанные на чувстве коллективизма – “Государство – это мы”. Как ни крути, со всех сторон, логичное рассуждение, разве кто станет возражать. И не возражает.