Шрифт:
— Фьють! — пискнул Никита. Он ещё не умел свистеть, а то бы обязательно свистнул.
— Как выскочили мы из-за угла — все наши прохоровские, да из трамвайного депо, да с вагоноремонтного, — пятнадцать молодых ребят, и с нами одна девушка — маленькая такая, косы русые… Как выскочили мы все вооружённые…
— Пушками! — сказал Никита и так махнул кулаком, что чуть с лестницы не слетел.
— Нет, милый, — ответил старик. — Пушки только у царя были, а у нас, пресненских дружинников, — одни винтовки, револьверы да самодельные бомбы.
— С бомбами как выскочили!.. — закричал Никита и от нетерпения влез ещё на одну ступеньку повыше.
— Нет, внучек, бомбы потом пошли в дело. А в тот раз — ломы железные, топоры, пилы. Подпилили мы фонари и повалили их поперёк трамвайных рельсов. А как поддели трамвайный вагон ломами да как ухнул он наземь, только снежная пыль поднялась! Смотрим — бегут со всех сторон люди, наши, пресненские! Тащат доски и ставни, катят бочки, ворота с петель снимают. Мы сложили всё в груду, трамвайными проводами оплели, и выросла баррикада — ни пройти ни проехать. А наверху подняли знамя…
— Красное! — опять крикнул Никита.
— Красное, — ответил старик. — Когда поскакала на нас царская кавалерия — казаки и драгуны, — тут-то и запутались кони в проволоке и попадали. Вот, внучек, когда бомбы в ход пошли! И пришлось казакам и драгунам, которые уцелели, удирать пешими, только шашки свои на бегу придерживали, чтобы снег не мели…
— Ур-ра! Наши победили! — закричал тут во всё горло Никита. Он и сам не заметил, как влез на предпоследнюю перекладину и стоял теперь отважно на самом верху лестницы, рядом со старым мастером.
Старый мастер ответил не сразу. Сперва спрятал в карман железку, вынул оттуда два блестящих винта и накрепко привинтил к стене новую стеклянную — дощечку с золотыми буквами. И тогда обнял рукой узенькие плечи Никиты.
— Нет, внучек, не победили, — сказал он. — Крепко ударили, но сломить всей ихней силы не смогли. Победили мы потом, в Октябре. В тысяча девятьсот семнадцатом году. Про это мы с тобой поговорим в другой раз, ладно? Всё равно не запомнишь сразу так много.
— А я запомню покороче — в семнадцатом! — сказал Никита. — Потому что мы уже до двадцати считаем в старшей группе, и я за пять морковок получил «отлично»…
— Вот это ты меня порадовал! — сказал старик. — Молодец! Ну, а слезать вниз ты всё-таки собираешься?
— Нет, — сказал Никита.
Он вытягивал шею и оглядывался вокруг. Он снял ушанку, чтобы она не мешала ему далеко видеть, и ветер трогал его лоб. Ветер прилетал с Баррикадной улицы. Теперь Никита знал: её звали так потому, что рабочие сражались там на баррикадах. Ветер прилетал с Дружинниковской улицы, и Никита знал: там дружинники защищались самодельными бомбами. Ветер летел с площади.
— Можно, я ещё постою немножко? — сказал Никита.
Старик не стал торопить его.
Никита постоял немножко, потом они спустились на тротуар.
— Можно мне подержать ту железяку? — спросил Никита.
— Изволь. — Старик вынул старую железку. Её края разъела ржавчина, буквы стёрлись.
— Подарите мне её, пожалуйста, — сказал Никита. Он уже представил, как сейчас спрячет своё новое сокровище, и потянул за шнурок на мешке.
— Подарить? — Старик взял Никиту за подбородок, взглянул в светлые доверчивые глаза. — Внучек, позволь уж я отнесу её домой своей старухе. Вместе с нею мы тут воевали. Конечно, косы у неё давно не русые.
Никита молча кивнул головой: ладно, пусть уж берёт она. И вздохнул.
— Ты о старой надписи не жалей, — сказал старик. — Вот тебе вместо неё новая. — Он за плечи легонько повернул Никиту от себя: — Видишь, я табличку привинтил? На ней написано золотыми буквами: «Площадь Восстания».
— Она на стене, — угрюмо сказал Никита, — она не снимается.
— И что ж такого? — ответил старик. — Не обязательно всё, чем владеешь, прятать в свой мешок. Приходи сюда да смотри на неё почаще.
— Я приду, — сказал Никита.
Вечерний луч солнца прорвался между громадами домов. Луч блеснул на голых ветках, тихо погладил руки старого мастера и лёг светлой дорогой на мокром асфальте у маленьких ног, обутых в блестящие новые калоши.
Глава 5. Двое на борту
Старый мастер проводил Никиту до самой станции метро. Он застегнул Никите пуговицу на курточке, поудобнее пристроил за спиной мешок, где теперь вместо калош лежали ушанка и разные трофеи.