Вик Сакс как будто кого-то или чего-то ждал.

— С кем, черт побери, он собирается встретиться в Чепел-Хилле? — пробормотал я себе под нос.

— С Уиллом Рудольфом, — ответила Кейт, не задумавшись ни на секунду. — Своим старинным однокашником. Лучшим другом.

Мне, честно говоря, тоже приходило в голову, что Рудольф может объявиться в Северной Каролине. Стремление к себе подобному должно быть все равно что физическое влечение. В своей отрицательной форме оно основывается на взаимозависимости или тождественном поведении. Они оба похищали красивых женщин, затем издевались над ними или убивали. Это и есть их общая тайна? Или тут кроется что-то еще?

— Он очень похож на Казанову, каким он мог быть без маски, — сказала Кейт. Мы зашли в небольшую кондитерскую под названием «Школьники». — Кстати, почему он не прятал волосы? Почему только маска?

— А может быть, маска вовсе не прикрытие? В его воображаемом мире она может означать что-то иное, — предположил я. — Вполне возможно, что Казанова — его истинное «я». Маска, жертвоприношения, система символов — все это, вероятно, для него очень важно.

Сакс продолжал терпеливо ожидать у доски объявлений. Ожидать чего? У меня возникло ощущение, что тут какой-то подвох. Я внимательно рассматривал его в бинокль.

Лицо невозмутимое. Скорее даже безоблачно-спокойное. Прогулка вампира по парку. Мне пришло в голову: не принял ли он дозу наркотика? Уж ему-то наверняка известны всякие изысканные транквилизаторы.

За спиной у него, на доске, висели всяческие объявления.

И тогда меня осенила вполне правдоподобная догадка. Объявления! Казанова посылает нам страшное послание — любому, кто следит за ним, любому, кто отважился за ним следовать.

Я в сердцах стукнул ладонью по пыльному подоконнику маленькой кондитерской.

— Сукин сын играет в коварные игры! — Я почти кричал в переполненном кафе, из которого мы следили за Виком Саксом.

Пожилой хозяин посмотрел на меня подозрительно, как будто я был опасен.

Я и был опасен!

— Что стряслось? — Кейт прильнула ко мне, пытаясь разглядеть через плечо, что я такое увидел в окне.

— Доска у него за спиной. Он уже десять минут около нее стоит. Это его предупреждение тем, кто за ним следит. На оранжево-желтом объявлении написано все как есть.

Я протянул ей бинокль. Одно из объявлений на доске было больше и ярче всех остальных. Кейт прочла его вслух:

— «Женщины и дети голодают… а вы прогуливаетесь тут с карманами, набитыми мелочью. Немедленно пересмотрите свое поведение! Вы можете спасти их!»

— О Господи, Алекс, — взволнованно зашептала Кейт. — Если он не пойдет в этот дом, они умрут с голоду. А если за ним следят, он туда не пойдет. Вот что он хочет нам сказать! «Женщины и дети голодают… Немедленно пересмотрите свое поведение».

Мне хотелось взять Вика Сакса прямо на месте. Но я знал, что мы ничего не можем с ним сделать. У нас нет никаких прав на арест. Никаких оснований.

— Алекс, смотри. — В голосе Кейт зазвенела тревога. Она протянула мне бинокль.

К Саксу подошла женщина. Я, прищурившись, смотрел сквозь стекла бинокля. Полуденное солнце плясало яркими зайчиками на стеклянных и металлических поверхностях домов Фрэнклин-стрит.

Женщина была стройная и привлекательная, но гораздо старше тех, что он обычно похищал. На ней была черная шелковая блузка, узкие черные кожаные брюки, черные туфли. В руке она держала портфель, набитый книгами и бумагами.

— Она не совсем в его вкусе, — сказал я Кейт. — Ей уже под сорок.

— Я знаю ее. Знаю, кто это, Алекс, — прошептала Кейт.

Я взглянул на нее.

— Кто же, Кейт? Говори, ради всего святого.

— Преподаватель кафедры английского языка. Сюзанна Уэлсли. Некоторые студенты называют ее Потаскухой Сью. Даже анекдоты про нее рассказывают, вроде того, что она может бросить свое белье о стену и оно прилипнет.

— То же самое можно и о докторе Саксе сказать. — Про него ходили слухи, будто он все общежитие перетрахал. Уже долгие годы за ним такое водилось, все это знали, но никаких административных мер не принималось. Опять «безупречные» преступления?