Вавилон стоял на Евфрате, текшем с юго-востока на северо-запад, напаивая, как и все реки Востока, засушливые земли, но в то же время частыми и жестокими разливами принося им горе.

Для древних, еще не изобретших астрономические приборы и смотревших на небо чистыми глазами детей, наша Земля была плоскостью непостижимо огромного размера. Относительно ее границ строилось огромное множество предположений, но точных знаний не было. Неровности ее поверхности были для древних неровностями этой плоскости. Они не знали ни что она имеет форму шара, ни что под ее поверхностью также протекает жизнь, ни на чем она держится в пространстве. Каждое утро солнце неизменно вставало на востоке, совершало свой путь по небосклону, то выше, то ниже точки в небе прямо над головой наблюдателя, и столь же неизменно садилось на западе. С его восходом приходил свет, с его закатом наступала тьма.

Также каждые двадцать четыре часа появлялось и другое небесное тело, видимое в основном по ночам, но также иногда появляющееся и при ярко светящем солнце; оно также проходило по небосклону, на том или ином удалении от солнца; сначала оно представляло собой тонкую дугу, но со временем начинало расти и в конце концов превращалось в серебряный круг сияющего в ночной темноте света; время от времени оно, подобно солнцу, также отклонялось к югу от орбиты своего движения, ровно настолько же, насколько отклонялось и солнце.

Ночью человек ощущал себя совершенно одиноким пред полной и непроницаемой тьмой, окутывавшей его со всех сторон, заставляя исчезать в небытие все ранее видимые предметы; наедине с чернотой ночи он начинал ощущать, что все его бытие – ничто, что все оно неразрывно связано с дневным светом, потому что только при нем способно протекать. Ночью для человека все умирало, как и он сам умирал для Природы. Как же ужасна, как отчаянна и безнадежна могла быть для него мысль, что эта тьма может продлиться вечно и солнце с его живительным светом может больше никогда не возвратиться на небо! Если она только приходила человеку в голову, каким же непроницаемым отчаянием охватывала она его! Что же, в таком случае, могло возродить его к жизни, вернуть ему энергию, деятельность, дружбу и любовь, рассеянные Богом для него по всему необъятному миру, коль скоро тьма – пусть временно, но кто знает? – убивает все это? Только Свет возвращал ему его собственную жизнь и все окружающее. Нет поэтому ничего удивительного в том, что древние считали свет источником собственного бытия, которое без света превратилось бы тягостное и исполненное отчаяния не-бытие. Нужду в свете и несомой им живительной энергии испытывали все люди без исключения, и ничто так не пугало их, как темнота. Свет стал их первым богом, единственный живительный луч которого в незапамятные времена пронзил темный и неорганизованный Хаос для того, чтобы зачать в его центре Вселенную и все вещи в ней. Такова была космогония всех великих поэтов древности; таковы были первые догмы учений Орфея, Моисея и прочих теологов. Свет – это Ормузд, которому поклонялись персы, в то время как Тьма – это Ариман, источник всякого зла. Свет для них был самой жизнью Вселенной, другом человека, субстанцией, из которой состоят боги и человеческие души.

Небо было для народов древности огромным твердым арочным сводом, полусферой из неизвестного материала, неизвестно на какую высоту приподнятой над плоскостью Земли, а по ней по своим раз и навсегда определенным орбитам передвигались Солнце, Луна, звезды и планеты. Солнце было для них гигантским огненным шаром; размеры его и расстояние от него до Земли были им также неведомы. Луна была сгустком мягкого серебряного света; сиятельными телами были и звезды с планетами, имевшие на Землю и все живые существа на ней огромное таинственное влияние.

Очевидно, что вскоре люди должны были заметить: неизменно наступают дни, когда длины световых дня и ночи совпадают, что между такими днями проходит равное время, выпадающее обязательно на периоды разлива рек и сбора урожая. Так же очевидно и то, что от их внимания не ускользнуло и регулярное обновление луны; всегда одно и то же время проходило между появлением на западе ее тонкого серпа и восходом в тот же самый час на востоке ее полного сияющего круга; и то же самое время проходило снова до ее возвращения на запад в виде «старого» серпа.

Также было замечено, что солнце каждый день пересекает небосклон по новой орбите, причем дни становятся длиннее, а ночикороче всего, именно когда солнце следует самой северной своей орбите, и наоборот – дни короче, а ночи – длиннее всего, когда оно следует по самой южной орбите; что чередование этих маршрутов следования солнца происходит регулярно и неизменно, таким образом разделяя год на четыре периода, или времени года: период равенства дня и ночи – дни весеннего и осеннего равноденствий; период самых долгих дней – летнее солнцестояние и период самых долгих ночей – зимнее солнцестояние.

В дни весеннего равноденствия, то есть приблизительно около 25-го марта по нашему календарю, люди стали со временем замечать неизменно приходящие ласковые ветры, возвращение тепла, приносимого солнцем, поднимающимся к северу от средней воображаемой отметки в небе, не говоря уже об обязательном всплеске репродуктивной активности животного мира и буйстве растительной жизни. В этот период обретали воспроизводительную силу бык и баран – самые ценные животные для скотоводческих народов Востока, сами являющиеся символами животворящей энергии, птицы формировали пары и вили гнезда, прорастали ранее посеянные семена, поднималась трава, и на деревьях распускались почки. В дни летнего равноденствия, когда солнце пребывало на максимальном удалении к северу от воображаемой центральной точки небосклона, наступала жара, приходили сухие враждебные ветры, несшие людским поселениям жажду, голод и разрушение; растительность засыхала, а люди мечтали о живительных прохладных ветрах весны и осени и о холодном разливе Нила или Евфрата, когда на водопой к берегу собирались даже львы, приходящие из самых отдаленных областей пустыни.

Осеннее равноденствие приносило вызревание плодов полей и лозы, сбор урожая, листопад; вечером холодало, точно Природа стремилась подготовить людей к зимним морозам; мифологический Принцип Зла побеждал Принцип Добра, постепенно все дальше и дальше прогоняя солнце к югу от воображаемой центральной точки небосклона, и ночи становились длиннее дней. В период зимнего равноденствия земля пребывала в оковах мороза, деревья стояли голые, и солнце, достигнув крайней южной орбиты, словно колебалось, не зная, стоит ли ему навечно кануть за линию горизонта, оставив мир в темноте и отчаянии, или все-таки повернуть к северу и снова принести людям теплые ветры и весенний рост всходов, новые зеленые листья и цветы, радости любви.