Человек – это не пена на волнах собственных судеб, беспомощный и лишенный ответственности за события своей жизни. При одних и тех же обстоятельствах разные люди достигают совершенно различных результатов. Те же самые трудности, неудачи, бедствия, нищета, которые совершенно ломают одного человека, другого укрепляют и возвышают нравственно. И истинно человеческой славной чертой является способность подчинять обстоятельства своей возвышенной духовной природе, и именно сила воли и умение владеть собой отличают человека достойного от человека падшего.

Нравственная воля, которую развивают у ребенка, становится новой чертой его врожденной Божественной сущности. Это вступающая на сцену новая его могущественная сила, ниспосланная Небесами. Никогда еще и никакой человек не падал столь низко, чтобы не быть способным – в силу Господнего дара – снова воспрянуть. Ибо если Господь велит ему воспрянуть, он точно воспрянет. Каждый человек обладает способностью и силой и обязан использовать их: превращать все жизненные ситуации в испытания, а все соблазны – в средства возвышения своих добродетелей и достижения счастья; он не является продуктом стечений жизненных обстоятельств, скорее, он их господин и управляет ими, используя для того, чтобы они – плохие или хорошие – делали из него нравственное существо.

Жизнь – это то, что мы делаем из нее, и мир – это то, что мы делаем из него. Глаза и жизнерадостного, и расстроенного человека взирают на одно и то же Творение; но смотрят они на все окружающее с разных сторон. Одному из них все кажется прекрасным, все вселяет в него радость: и волны, которые Океан перекатывает в лунном свете, и горы, залитые рассветными лучами. Жизнь видится ему сверкающей и переливающейся в каждой капле росы на лепестке цветка, в каждом древесном листке, трепещущем на ветру. Во всем он видит нечто большее, чем доступно простому зрению; он видит присутствие неизъяснимой радости в холмах и долинах, в поблескивании танцующих вод. Другой же человек праздно и грустно взирает на те же самые картины, и все видится ему мрачным, бессмысленным и пустым. Поскрипывание древесных ветвей раздражает его, в реве моря слышатся ему угроза и гнев, торжественная музыка просыпающихся утром сосен звучит для него отходной молитвой по оставившему его счастью, благословенные лучи зари режут ему глаза своим блеском. Смена времен года проходит мимо него похоронной процессией, и он со вдохом отводит взор. В определенной степени человеческий глаз создает то, на что взирает; ухо в определенной степени создает мелодии и звуки, которые слышит; внешний мир вообще склонен отражать мир внутренний.

Да не забывает масон никогда, что жизнь и мир являются обычно тем, что мы из них творим посредством нашего внутреннего мира и настроя наших душ, нашим приспособлением или стремлением приспособиться к реалиям общественных условий, отношениям и целям окружающего мира. Для самовлюбленных, холодных и бесчувственных, для чванливых и суеверных, для обуянных гордыней, требующих большего, нежели то, на что они могут рассчитывать, для завистливых, пребывающих в вечном страхе, что чего-то недополучат в этой жизни, для чрезмерно чувствительных к плохому или хорошему отношению к себе окружающих, для всех нарушителей общественного закона, для грубых, жестоких и бесчестных, для рабов низменных страстей – для всех них общественные условия по определению являются фактором раздражающим, разочарованиями, болью, все в соответствии с их личными чертами. Милосердие и искренняя привязанность не будут окружать таких людей в жизни; холодный встретит к себе лишь холодность; горделивый столкнется с еще большей гордыней; раб страстей падет жертвой гнева другого; жестокий – грубости. Забывающий о правах других да не удивится, если будут попраны его собственные права; опускающийся до самых низменных чувственных наслаждений да не удивится, что никто не снизойдет до того, чтобы поднять из пыли его поруганную честь, и не вернет ему доверие и уважение общества.

А вот к доброму будут добры многие; к учтивому – многие учтивы. Благой человек постигнет и благость этого мира; человек честный постигнет честность мира; человек принципиальный познает и принципы, управляющие поведением окружающих.

Нет такой милости, которую человеческое сознание не способно было бы превратить в горчайшее зло; и нет таких испытаний, которые оно не было бы способно превратить в величайшее и возвышеннейшее благо. Нет таких соблазнов, против которых уязвленная добродетель не обрела бы силу, вместо того, чтобы пасть пред ними, пораженная и запятнанная. Действительно, соблазны обладают огромной силой, и добродетели часто бывает суждено пасть; но сила этих соблазнов отнюдь не в них самих, а в несовершенстве нашей собственной добродетели и слабости нашего собственного сердца. Мы чересчур полагаемся на неуязвимость и прочность наших бастионов и крепостных стен, позволяя тем самым врагу незаметно и без особого труда подводить под них подкопы и возводить осадные башни. Соблазн недозволенного наслаждения или незаконной прибыли делают достойного человека лишь более достойным, а чистого сердцем – лишь еще чище. Он заставляет их души возноситься до небес праведного гнева. Но в то же время несчастливая случайность, неблагоприятное стечение обстоятельств, испытание соблазном могут привести к вечному позору и крушению человека. Достойный и честный человек никогда не станет дожидаться, пока враги приблизятся и захватят все его редуты, оставив ему лишь последнюю линию обороны.

Но бесчестному, нечистому, лживому, чувственному и порочному человеку случаи пасть жертвой соблазна предоставляются каждый день и даже каждый час, каждую минуту, на любом пути и в каждом закоулке жизни, мысли и воображения. Он готов сдаться еще до первой атаки; он высылает парламентера с белым флагом навстречу наступающему противнику, как только он появится ввиду стен его крепости. Он сам создает такие ситуации, а если они не создаются, к нему приходят злые мысли, и он широко раскрывает им навстречу врата своего сердца и обращается с ними со всей широтой сердца, на которую способен.

Земные, мирские дела поглощают, унижают и порочат разум одного человека, в то время как в другом человеке они выращивают и пестуют достойнейшие независимость, милосердие и великодушие. Для одних удовольствия – яд, для других – здоровое отдохновение. Для одних мир – великая гармония, подобная великой и торжественной симфонии; для других – это огромная и душная фабрика, шум и скрежет оборудования которой врезается ему в уши и сводит с ума. В принципе, жизнь одинакова для всех живущих. Но тем не менее, одни в течение ее возвышаются к могуществу и славе, а другие, испытывая те же самые соблазны и обладая теми же самыми преимуществами, тем не менее, низвергаются в пучину позора и забвения.

Но честное и откровенное стремление к совершенствованию всегда приносит успех и высшее счастье. Только сочувственно вздыхать при виде страданий человеческих – удел неразвитого, зачаточного ума, и такой неразвитый ум – чаще всего не беда, а вина человека; Божественное Провидение наставляет его на истинный путь искупления этой вины. Со временем такой разум обретет счастье, обязательно пропорциональное его мудрости и вере. Если разум низмен, он сам устилает путь человека терниями; человек напарывается на них и воссылает вверх стоны и мольбы; и чем горестнее и обильнее эти жалобы, тем яснее для всех и каждого становится, что он сам устлал терниями свой путь.