Смотрел я на своих товарищей и горько думал, что, возможно, вижу многих из них сегодня в последний раз. А завтра, может быть, и я лягу вместе с ними своими костями в общую братскую могилу. Ночью нам предстоит тяжелый, жестокий бой против оккупантов.

Партизаны шли молча, опустив головы, с решительными лицами. По замыслу командования нашей зоны сначала на прорыв должны были пойти хорошо вооруженные штурмовые отряды бригады Леонова, а затем вслед за ними, расширяя прорыв, должны были пойти остальные отряды бригад, прикрывая с флангов отходящие через прорыв обозы, местных жителей, женщин и детей. Нашему отряду было приказано идти вслед за штурмовыми отрядами, чтобы закрепить успех прорыва и пропустить идущие за нами обозы и местных жителей.

Почему был избран район штурма большака Лепель — Борисов именно там, где мы его переходили, когда по этой дороге неделю тому назад отходили в заболоченные леса под озеро Палик, я не знаю. Но я считал, что это уже тогда было большой ошибкой нашего командования. Так оно на самом деле и получилось.

Не доходя километра два до большака, боевые отряды развернулись и подготовились к штурму. Когда совсем стемнело, они пошли на штурм, а мы двинулись вслед за ними. Командир отряда Агапоненко очень волновался. Он подозвал меня к себе и сказал:

— Комиссар, давай веди отряд, а я пойду в середине колонны, чтобы были слышны мои команды всему отряду.

— Хорошо, Николай, я пойду впереди, только не отставайте от меня, — предупредил я его, — а то мне некогда будет смотреть, идете ли вы за мной, так как мне нужно будет все внимание сосредоточить на том, что делается впереди, следить за ходом боя.

Я выдвинулся в голову отряда и повел его за собой. Внимательно приглядываясь к местности и к тому лесу, по которому мы шли, я с радостью узнал этот лес. Это был тот самый сосновый лес, по которому мы шли неделю назад, когда пытались пройти линию блокады одним нашим отрядом. Я очень хорошо представил себе эту местность и принял решение вести отряд с левой стороны тех высоток, на которых, очевидно, немцы поставили свои доты и оттуда встретят нас прямым огнем из пулеметов и автоматов. И решил обойти эти высотки с левого фланга, где есть глубокие балки. Вначале, когда было еще тихо и бой не начался, я следил за идущим за мной отрядом. Но через некоторое время штурмовые отряды, не выдержав зловещей тишины, не доходя метров триста до высотки, с криками «Ура!» бросились вперед.

«Эх, — подумал я, — рано вы начали орать «Ура!». Так оно и получилось. Немцы, услышав громкое «Ура!», открыли беспощадный огонь изо всех пулеметных точек, которые находились на вершинах этих высоток. Одновременно начался обстрел леса из пулеметов и минометов. Мины рвались и в ветвях деревьев, и на земле, осыпая смертоносными осколками всех нас, идущих вслед за штурмующими партизанами. Взрывы мин как молнии сверкали среди стволов деревьев. Загорелся лес. В лесу стали хорошо видны силуэты партизан, идущих на штурм. Постепенно крики «Ура!» стихли. Атака наших партизан захлебнулась, не достигнув цели.

Теперь я все свое внимание сосредоточил на трассирующих очередях немецких пулеметов, которые веером шли то в одну, то в другую сторону. Когда такая пулеметная очередь подходила к нам, я быстро прятался за толстые стволы сосен, и это меня спасало. Моему примеру следовали и остальные партизаны отряда, идущие вслед за мной.

Неожиданно с левого фланга и сзади меня на правый фланг бегом, видимо, на подкрепление его, побежала какая-то большая группа партизан численностью примерно взвод, а может быть, и больше. Через минуту после этого я, оглянувшись назад, не обнаружил идущих за мной партизан нашего отряда. Я остался один. «Что за чертовщина? Где же все мои товарищи? Где же отряд?» — с тревогой подумал я. И тогда у меня блеснула мысль, что теперь наш отряд, потеряв меня во время боя в этом лесу, устремился вслед за этой группой партизан на правый фланг, прямо под кинжальный огонь пулеметов и разрывов мин. В это время я уже был около самого большака Лепель — Борисов.

Мне осталось пробежать несколько десятков метров, и я буду находиться в мертвой зоне действия пулеметных очередей, а там дальше по балкам можно было просочиться за линию блокады.

«Но где же отряд? — не покидала меня тревожная мысль. — Что толку от того, если я один перейду линию блокады. Нужно искать отряд», — твердо решил я. Кругом под соснами в разных позах лежали убитые партизаны. Я решил вернуться назад и под прикрытием сосен пойти на правый фланг, чтобы там разыскать наш отряд.

А в это время на правом фланге начался сильный бой. Рвались мины, пулеметный огонь противника был переброшен весь туда. Там творилось что-то страшное. Я уже бежал туда, когда стало немного светать. Бой на правом фланге стал постепенно затихать. Мне навстречу начали попадаться незнакомые раненые партизаны.

— Не видели гудковцев? — спрашивал их я.

— Нет, — неохотно отвечали они, — разве там поймешь, кто был рядом в этом грохоте боя.

— Что там произошло? — снова спросил я.

— Мы попали на заминированное поле, и там очень много погибло партизан.

Вдруг я увидел среди выходящих с поля боя братьев Короткевичей Егора и Алексея. Они оба были ранены: Алексей в руку, а Егор в ногу. Я очень обрадовался встрече с ними и тут же спросил:

— Где же наш отряд?

— Товарищ комиссар, — с большой тревогой в голосе и заикаясь, начал говорить Егор, — мы попали на заминированное поле, да к тому же оно было пристреляно из минометов и пулеметов. Мины рвались и в ногах, и сверху. Отряд, наверное, весь погиб.