«Если вы чувствуете потребность в молитве, помолитесь с нашими помощниками. Они окажут вам поддержку», — вещал проповедник. И наконец: «Приглашаю в последний раз! Слушайте внимательно! Если у вас лежит на душе неисповеданный грех — любой грех! — Бог зовет вас выйти вперед и исповедать его!» Люди по проходам устремились вперед, а проповедник перечислял: «Бездумное слово… вспышка гнева… теплохладность духовной жизни. Может быть, вы бросили на кого–то похотливый взгляд? О ком–то плохо подумали?» Ручеек очереди превратился в бурлящий поток… Пианист тоскливо наигрывал одну и ту же мелодию.

Это была моя шестая неделя в лагере, и во время предыдущих собраний я, заслышав призыв к покаянию, выходил вперед. Но на сей раз я такой потребности не ощутил. В итоге в большой аудитории на местах остались лишь я и мой приятель Родни. Я пододвинулся поближе к нему — мне нужна была моральная поддержка. Пианист заиграл ту же мелодию по новой. Каявшиеся падали на колени. Все оглядывались на нас с беспокойством: мы задерживали окончание службы, за которой должны были последовать напитки и игры. «Не могу больше, — шепнул я другу, — ни один грех на ум не идет. А тебе?»

«И мне», — Родни чуть усмехнулся. Мы продержались до самого конца. Наконец, проповедник сдался и объявил об окончании собрания.

Оглядываясь назад, я вижу, что понимал христианскую концепцию греха превратно. Бог — не хмурый полицейский, а любящий Творец, Который желает нам только добра. Грех же мешает добру проникнуть в нашу жизнь. Более того, осознание греха указывает на подлинный смысл жизни. Оно — тоже отголосок иного мира.

Неверное понимание греха отталкивало людей от веры. В противовес суровому пуританству Новой Англии Натаниел Готорн писал рассказы, обличающие лицемерие пуритан. Джону Муиру тяжело приходилось с отцом–шотландцем, который с позиций пресвитерианской веры порицал любовь сына к природе, считая ее опасным нечестием. По словам Муира, шотландцы–пресвитериане умудрялись «превратить в тяжкое бремя любую обязанность».

Джордж Оруэлл потерял веру в пансионе, где наставники били его и называли грешником каждый раз, стоило ему обмочиться в постели. Тем самым понятие греха не помогало, а мешало Оруэллу понять мир.

Я отношусь к подобным рассказам с большим сочувствием, поскольку и сам вырос в атмосфере, где от разговоров о грехе было не продохнуть. Много толковали о «первородном грехе», но об изначальной благодати, о Боге, даровавшем исцеление еще до того, как возник грех, сказать забывали. Об изначальном спасительном замысле возвещает Новый Завет: «Агнец закланный от создания мира» (Откр 13:8). «Бог есть любовь», — говорит Библия (1 Ин 4:8). Сколь это далеко от моих детских представлений о Боге как о строгом полицейском!

В последнее время случилось что–то странное. Во времена моего детства почти каждая церковная проповедь была посвящена греху, а сейчас о нем молчат. Лишь изредка о грехе пишут в христианских книгах и журналах. Теперь нечасто услышишь обличение греха с церковной кафедры, а о телепередачах и говорить нечего. Политики, любящие порассуждать о морали, этого слова не употребляют. Страх перед грехом, столь сильный в моем детстве, почти исчез.

Прежние разговоры о грехе словно происходили на другой планете. Знаменитый американский психиатр Карл Меннингер написал книгу «Что случилось с грехом?».

В ней ставятся острые проблемы. В конце концов, не христиане же изобрели концепцию греха! Нечто подобное — например, чувство вины из–за плохих поступков — антропологи находят в каждой культуре. Как получилось, что эта глубинная интуиция исчезла с экранов радара современной мысли? И к каким последствиям может привести исчезновение слова «грех» из нашего лексикона?

Сегодня, когда мы слышим о тяжелых болезнях, связанных с неразборчивостью в сексуальных связях и употреблением наркотиков, о брошенных детях, о бездомных и нищих, слово «грех» почти не звучит. Попробуйте произнести его в разговоре на эти темы, и вы поймете, что я имею в виду. Профессор литературы из Уитон–колледжа рассказал мне, что однажды дал студентам на экзамене тему «Последствия грехопадения в поэме «Потерянный рай» Джона Мильтона». Два студента, не сговариваясь, написали одно и то же первое предложение. Профессор чуть со стула не свалился: «Основное последствие грехопадения для Адама и Евы состояло в том, что им пришлось изменить стиль жизни». Если это говорят студенты консервативного христианского колледжа, что же думает о грехопадении остальное общество?

Будучи пойман с поличным, президент Ричард Никсон нехотя признал: «Были сделаны ошибки».

По словам президента, он действовал в интересах нации, а его уход в отставку — «личная жертва». А президент Билл Клинтон, отвечая на вопрос, почему он отрицал сексуальные отношения с сотрудницей, тогда как на самом деле эти отношения были, изрек: «Все зависит от того, какой смысл вкладывать в слово «были»». Когда же на встрече с религиозными лидерами Клинтон наконец признал свою вину и даже использовал слово «грех», журналисты явно удивились: было видно, как они переглядываются.

Современноеобщество стоит переддилеммой. Нам, жителям стран с сильной экономикой и возрастающей продолжительностью жизни, оптимизм в отношении человеческой природы может дорого обойтись. Конечно, мы не хотим впадать в ханжеский морализм. Но между тем очень многое в обществе неладно. Алкоголик бьет жену, разбивает машину, устроив аварию… Женщина признается, что после сексуальных домогательств отца она не может адекватно воспринимать мужчин… Камера безопасности в магазине показывает, как мужчина оставил своего трехлетнего сынишку, ушел… Члены нью–йоркских банд «клеймят» своих женщин горячими вешалками для пальто… Какой уж тут идеализм: трудно уйти от мысли, что с нашим миром, с нашими ближними, да и с нами самими что–то совсем не так.