На том и закончились переговоры между администрацией Джонсона и Фанни Лу Хеймер. Эта женщина не пошла на поводу у града мира сего.

Борьба за свободу и гражданские права на американском Юге — классический случай столкновения двух миров. Фанни Лу Хеймер черпала мужество в убеждении, что она выполняет Божью волю: способствовать установлению на земле нового Царства. Она следовала по пути, который проложили ее предки столетием ранее, находя утешение в надежде на будущую жизнь на небесах. Но Хеймер пошла дальше, так как понимала, что справедливость необходима уже и в этой жизни, здесь и сейчас.

По рассказам одного раба из Южной Каролины, рабовладельцы запрещали петь в церкви гимн, в котором были такие слова:

В знак протеста рабы во время работы насвистывали мелодию этого гимна, особенно когда перспектива освобождения стала реальнее. Выдающийся просветитель и борец за просвещение негров Букер Вашингтон вспоминал, что по мере приближения дней свободы, музыка в лагерях рабов становилась все смелее и громче, она звучала до глубокой ночи. «Да, они пели эти стихи и прежде, но тогда им приходилось торопливо объяснять, что имеется в виду лишь свобода в ином мире, а не в этом. Теперь же они не боялись, что другие поймут: слово «свобода» в их песнях означает свободу и в нашем мире».

Когда я был в баптистской церкви Эбенезера (Атланта), родной церкви Мартина Лютера Кинга, я лучше понял веру современной негритянской общины. Ведь я вырос в Атланте 1950–1960–х годов. Тогда негру было практически невозможно пробиться наверх. Антинегритянские дискриминационные законы сознательно унижали людей с черным цветом кожи: они должны были пользоваться отдельными питьевыми фонтанами, отдельными туалетами, а в автобусах — сидеть на задних местах. Однако такие люди, как Мартин Лютер Кинг и Фанни Лу Хеймер, не только не сломались, но и сплотили вокруг себя целые движения. Эти процессы происходили в основном в негритянских церквях. Когда я наведался в церковь Эбенезера в 1990–е годы, она все еще была оплотом веры и мужества.

«Говори с Иисусом, — пел хор, раскачиваясь в такт мелодии, — скажи Ему о наших бедах, да услышит Он наш немощный крик и призрит на наши беды». Потом пастор встал и начал молиться. Он говорил о старушке, которую напугал брошенный в окно кирпич. Потрясенная, она отправилась к соседу, члену их общины, и стала поджидать полицию. «Оба они, — сказал пастор, повернувшись к хору, который уловил намек и запел, — немножко поговорили с Иисусом».

У другой женщины мужа насмерть сбила машина. «Он вознесен в Божью славу», — сказал пастор, причем в словах его чувствовалась искренняя убежденность. Пастор добавил, что необходимо заботиться о вдове: ведь такова наша вера — заботиться о вдовах и сиротах. Женщина нуждается… Пастор снова взглянул на хор, и тот торжественно подхватил: «Говори с Иисусом…»

Побывав в церкви Эбенезера, я стал понимать движение Мартина Лютера Кинга глубже. Негров в Атланте унижали, ругали, к ним относились с неприкрытой враждебностью, сопровождающейся актами насилия. Церковь давала нефам слова для песен о свободе и веру в скорое осуществление этих слов. Она помогала им жить сразу в двух мирах.

В нескольких часах езды от Атланты, на шоссе № 19 графства Самтер, среди полей из красной глины радикальный баптистский проповедник создал общину иного рода. Она была очень необычной. Дело в том, что Кларенс Джордан понял Новый Завет буквально. Христос заповедал любить врагов — Джордан отказался от военной службы. Христос обличил богатство – Джордан отказался от достатка. Апостол Павел сказал, что во Христе нет ни иудея, ни язычника, ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного — Джордан основал ферму «Койнония» («Общение»), на которой могли бы жить люди любой расы и любого происхождения, вместе работать, делиться доходами и обладать совместной собственностью.

В глубинке Джорджии 1950–1960–х годов такие идеалы были не в чести. «Коммунисты» и «негролюбы» — вот самые мягкие из эпитетов, которыми награждали сторонников этих идеалов. Когда же в 1956 году, спустя два года после отмены Верховным судом США раздельного образования, Джордан субсидировал обучение двух негритянских студентов в государственном вузе, у «Койнонии» начались реальные неприятности. Общине то и дело ломали заборы, на их земли выбрасывали мусор, им подсыпали сахар в бензобаки, уничтожали посевы. С шоссе исчезли дорожные указатели, показывающие местонахождения рынка, принадлежавшего ферме.

За вандализмом последовало насилие. Ку–клукс–клан открыто угрожал «всем, кто ест с ниггерами».

Взрывали рынок, обстреливали здания фермы. Затем начался бойкот: хлопок фермы «Койнония» не обрабатывали, их продукцию не покупали. Поскольку никто не покупал у общины яйца, пришлось зарезать около четырех тысяч кур–несушек. Ферме не оформляли страховку, не продавали удобрения, не открывали счет в банке. Вандалы уничтожили пчелиные ульи и порубили три сотни яблонь, персиковых и ореховых деревьев.

Друзья и сторонники убеждали общину переехать, но ее члены не поддавались на уговоры, будучи убеждены, что заповеди Христовы необходимо исполнять, каковы бы ни были последствия. Как сказала Флоренс, жена Джордана: «Мы понимали, что мы не первые и не последние христиане, которых могут убить». Община наладила доставку товаров по почте, что помогало сводить концы с концами. Один из каталогов «Койнонии» призывал сочувствующих покупателей: «Помогите доставлять орехи из Джорджии».

Джордан верил, что гражданам Царства Божьего подобает мужество, сколь бы ни было враждебно к ним окружающее общество. Он сетовал, что движение за гражданские права одержало свои главные победы в судах, а не в церквях: