— Интересно знать, что это за гость? — размышлял старый Зандав. — Если уж так велит готовиться, значит кто-нибудь из начальства.

— Почему он не написал поподробнее? — недоумевала Рудите. — Пол-листа бумаги осталось. А может быть, он не хочет, чтобы заранее узнали и стали болтать неизвестно что.

— Неужели мы бы кому-нибудь сказали, — проворчал Томас, вставая и разыскивая куртку. — Пойду немного, проветрюсь. Посмотрю, не начинают ли уже готовиться к выходу в море. Тимрот вчера смолил моторку.

Всю зиму они прожили вдвоем, томясь в неизвестности, и старому Зандаву ни разу не представился случай поразить соседей новостью — этот безобразник Алексис ленился писать. Наконец-то настал долгожданный момент, и Томас не был бы самим собой, если бы к вечеру о письме Алексиса не узнал весь поселок. Следовало только дойти до Дейниса Бумбуля, у него всегда проводили свой досуг мужчины поселка.

— Только никому не рассказывай, что Алексис велел прибраться в доме, — предупредила Рудите.

— Зачем я стану об этом говорить? — проворчал отец. — Я только хочу немного пройтись.

Медленно и степенно, как и подобает человеку в его возрасте, прошел он через двор и с минуту точно к чему-то принюхивался, как вышедшая на охоту лиса, затем свернул направо — ко двору лодочного мастера Бумбуля. Навстречу ему шел какой-то парень.

— Ты, наверное, к нам? — спросил старик.

— Приблизительно так, — ответил парень. — Дома ли Рудите?

— Иди, иди, Лаури, она там вовсю хлопочет, — ответил Томас. — Моет и чистит все уголки. Только что получили письмо от Алексиса. На той неделе приедет с каким-то важным гостем. Да, да, уж, наверное, какое-нибудь начальство, так он пишет.

И старый Зандав двинулся дальше, не распространяясь на эту тему. Да Лаурис Тимрот особенно в них и не нуждался: там, в сером домишке, жила девушка, которую он считал своей.

Дадзис было залаял, но тут же умолк, узнав пришельца.

— Ну что… — сказал Лаурис. — Теперь у тебя работы по горло, Рудит?

— Почему? — удивленно подняв брови, спросила девушка, вытирая руки о фартук.

— Вы ждете высоких гостей. Я только что встретил твоего отца.

Рудите вздохнула.

— Ну настоящая сорока! Все до последнего должен выболтать. Значит, ты знаешь, что приезжает Алексис?

— А ты, Рудит, хотела скрыть это от меня?

— Да что тут скрывать! Просто не хотелось, чтобы все раньше времени начали кудахтать. Алексис приедет не один…

— И это все? — улыбнулся Лаурис.

— Если хочешь, я дам тебе письмо. Прочитай сам.

— Нет, зачем же?..

Но Рудите не отступала, и Лаурису пришлось прочесть письмо Алексиса. Пока он читал, девушка, опершись рукой о его плечо, тоже заглядывала в письмо.

— Поди разберись… — проговорил Лаурис, окончив чтение. — Похоже, что это невеста. Смотри, Рудит, как бы к весне у вас в доме невестка не появилась.

— А что мне? — рассмеялась Рудите. — Если не уживемся, уйду.

— В Тимроты, что ли? — пошутил Лаурис. — У меня только одна комнатенка, но я в ней живу сам. Если тебя устроит половина…

— Об этом я еще подумаю. Уживусь ли я с тобой? Может, уж лучше с невесткой?

Они еще долго продолжали шутить и поддразнивать друг друга, это был лучший способ высказать то, о чем как-то неловко говорить всерьез.

Лаурис был ровесником Алексиса, и с самого детства пути их шли рядом. Вместе они начали учиться в школе, вместе окончили ее, вместе несли флотскую службу. Из сверстников по детским играм они превратились в товарищей по работе, и до этого времени у них не существовало тайн друг от друга. Это была настоящая, глубокая дружба, рожденная взаимной помощью, доверием, простой взаимной симпатией. Лет десять назад весной в открытом море лодку Лауриса затерло льдами, и он утонул бы вместе с братом, если бы не пришел на помощь Алексис. В другой раз в штормовую погоду на лодке Алексиса отказал мотор, и ей грозило быть выброшенной волнами на мель. Море так разбушевалось, что даже самые опытные рыбаки не отважились ему помочь, и только Лаурис, ни секунды не задумываясь, отправился в открытое море на помощь другу. Об этих вещах между ними не принято было говорить, спасенный просто благодарил спасителя, и больше ничего. Но суровая молчаливая дружба связывала их крепче, нежели это сделали бы льстивые признания или бурные проявления благодарности.

По здешним условиям и понятиям они считались рыбаками средней руки — ни зажиточными, ни голытьбой, но положение Алексиса сложилось несколько лучше, чем у Лауриса. Еще до мировой войны, убедившись в том, что жизнь в родном поселке не сулит ничего, кроме тяжелого труда, зависимости от жадных скупщиков рыбы и убогого, полуголодного существования, оба брата Алексиса отправились искать свое счастье на чужбине: один теперь прозябал где-то в Америке, другой обосновался в Южной Африке, у буров; писали они очень редко, денег старику отцу никогда не присылали, видимо не так уж много счастья нашли они там, в далеких странах. Старшая дочь Зандава умерла в молодости, таким образом Алексис оставался единственным молодым мужчиной и наследником отцовской лачуги со всем ее скарбом: дочерям в поселке Песчаном не давали большого приданого.