Он ничем не отличался от охотника на крупную дичь, который увешивает трофеями стены библиотеки. Фэй усмехнулась, вспомнив библиотеку в своем прежнем доме: длинные ряды книг в кожаных переплетах, которые он никогда не читал; средневековые карты, висевшие там только потому, что он был уверен – в один прекрасный день они станут бесценными; огромный камин, пылавший даже летом, с которым состязался кондиционер. Она мысленно убрала карты и заменила их трофеями Кэла – развешанными с безупречным вкусом и в полном соответствии с ценностью добычи. Секретарши и другие служащие агентства занимали нижний ряд, над ними располагались старлетки, а еще выше – настоящие звезды. Редкости, вроде той дамы-писательницы, с которой Кэл спал, когда Кейси исполнилось десять лет, помещались в отдельной нише вместе с остальными женщинами, не связанными непосредственно с его бизнесом. Но самой крупной добычей, чьи стеклянные глаза блестели в свете камина, все-таки была его жена, Фэй Макбейн Карузо, с волосами, завитыми небрежными локонами, – прическа, которую она носила двадцать лет назад.

Не самая красивая и уж, конечно, не самая известная, но зато она находилась в его власти дольше всех. Остальные приходили и уходили, но Фэй Карузо была главным экспонатом этой коллекции больше двух десятков лет. То есть она была самой большой дурой из всех, и мысль о зря потраченных годах жгла ее до сих пор.

– Не трать времени попусту, Фэй, потому что его не вернешь.

Это было любимое назидание ее отца, а Джерри Макбейн очень многое считал пустой тратой времени. Уроки танцев, «потому что любая девушка может научиться этому сама», сон допоздна в выходные, потому что «наспишься в могиле». Однако он не был ни жестоким, ни даже жестким человеком. Он делал все, чтобы доставить удовольствие жене или единственной дочери, всегда отличался доброжелательностью, пребывал в хорошем настроении и пользовался популярностью и уважением у жителей их городка.

Единственным огорчением мистера Макбейна служило то, что некому было оставить дело – «Розничная продажа строительных материалов», но, надо отдать ему должное, он никогда не пытался заинтересовать своим бизнесом дочь. Отец Фэй был видным мужчиной с темными волосами и черными глазами, которые иногда смахивали на глаза фанатика. А у Толли, матери Фэй, глаза сияли мягким янтарным светом. От этого союза родился ребенок, не похожий ни на одного из родителей. Золотистые искорки в глазах достались ей от матери, но от отца она унаследовала более резкие черты лица, придававшие ее облику некоторый драматизм, и уже в раннем детстве было видно, что девочка вырастет красавицей.

Толли Макбейн одевала маленькую Фэй в цвета, входившие в природную палитру ее красоты. Она часами сидела за швейной машинкой и изобретала одежду, которую не надела бы ни одна другая девочка в Сайервилле, штат Висконсин. Фэй не раз пыталась протестовать и говорила, что хочет такое же синее или ярко-красное платье, как у ее лучшей подружки Гленды, но потом в восхищении умолкала перед зеркалом.

Будь ее родители богаты или будь Фэй не таким славным ребенком, ее бы непоправимо испортили. Но судьба распорядилась поселить ее в маленьком городишке на Среднем Западе, вдали от космополитического духа Юга и состоятельных туристов, приезжающих полюбоваться озерами и лесами Севера. Никто и никогда не считал ее зазнайкой, выскочкой, – что считалось едва ли не самым страшным грехом в тех краях, – потому что она, казалось, сама не замечала своей красоты. И всегда была готова поделиться завтраком, помочь с домашним заданием и отказывалась от свидания с юнцом из соседней средней школы, поскольку в него была влюблена другая девочка.

– Это уж слишком, – говорила ее подружка Гленда Мосли. – Если ты откажешь Бобу Боксеру, это совсем не значит, что он пригласит Кейт на танцы.

– Конечно, – отвечала Фэй, – но зачем огорчать Кейт из-за того, кто мне совсем не нужен?

– Он лучшее, что можно найти в Сайервилле, Фэй. Кого ты дожидаешься? Одного из этих четырех парней из Ливерпуля?

Фэй не хотела, чтобы ее считали гордячкой, но она знала, что ждет не Боба Боксера. Человек, который в один прекрасный день покорит ее, будет из другого, большого мира. В ее воображении неясно рисовался темноволосый незнакомец с изысканными манерами. Может быть, из Парижа или Рима. Но потом она решила, что он будет из Нью-Йорка. Да, он будет широкоплечим, как Боб, но на этом все сходство кончалось. У мужчины ее мечты должны быть длинноватые волосы и мягкий, но мужественный голос.

Фэй боялась, что отец объявит колледж пустой тратой времени, но мистер Макбейн ее удивил. Он сказал, что если она не собирается стоять за прилавком в его магазине, то должна подготовиться к жизни. Мать тоже считала, что Фэй должна учиться, но видела в колледже скорее место, где ловят мужей.

– Фэй, для такой красавицы, как ты, нет ничего невозможного, – говорила она.

– В колледже, – наставлял ее отец, – у тебя не будет ни одной свободной минуты. Там дорожат временем.

Так Фэй оказалась в городе Айронвуд в соседнем штате – Мичигане. Отец думал, что она собирается стать учительницей, мать – что замужней женщиной. И только Фэй знала свое истинное предназначение. Она мечтала найти свою любовь. И не такую спокойную, ставшую привычной, любовь, как у родителей. В Айронвуде она встретит человека, которому сможет отдать всю душу и сердце, это будет великая и всепоглощающая любовь, невозможная в Сайервилле.

«Мама, позвони мне. У меня важные новости».

Вздохнув, Фэй выключила автоответчик и стала готовиться к тому, чтобы позвонить дочери на работу. Ей всегда было неприятно слышать знакомое: «Карузо Криэйтив» слушает» на другом конце линии. По ее предположениям, Кэл познал весь свой персонал в библейском смысле, и наверняка эта девица с медовым голосом, что ответила ей сейчас, исключения не составляла.

– Говорит Фэй Макбейн, – сказала она. – Могу я поговорить с Кейси Карузо?

– О, миссис Карузо, думаю, в данный момент она на совещании.