Несколько минут сидели, не произнося ни слова, и каждый думал о своем, вспоминая собственную беду. Первым молчание нарушил Анатолий:

— Вину перед сыном, которого отпустил на смерть, я искуплю лишь тогда, когда отомщу его убийце. Собственно, об этом я с тобой и хотел потолковать. Нас многое разделяет, но враг у нас с тобой теперь общий. Это ты понимаешь? — он остановил пытавшегося что-то возразить Зорина жестом руки. Жест получился властным, даже чересчур властным и никак не вяжущимся с тем образом, что Лыков талантливо разыгрывал перед Кириллом последние полчаса.

Прибытие на Таганскую нежданного гостя Анатолий заметил в самый разгар тяжких раздумий о том, что делать дальше и где взять новое орудие для планов мести. Появление Кирилла было словно ответом на горячие мольбы атеиста Лыкова, обращенные ко всем силам, которые еще властвуют над этим несчастным, вывернутым миром. И Анатолий принялся ковать железо, пока оно горячо: немедленно перевоплотился в жалкого пьянчужку. Купленная за несколько патронов омерзительная рванина с плеча настоящего бомжа (тот даже зачем-то представился покупателю, и его имя, Аристарх Илларионович Северцев, настолько рассмешило Лыкова, что он накинул одну пульку сверху) позволила добиться необходимого правдоподобия. Довершил дело простейший грим: пыль, втертая в волосы и в кожу, темные круги вокруг глаз да немного прогорклого сала, позволившего растрепать аккуратно подстриженную бороду и шевелюру, разделив их на неравные, слипшиеся в колтуны пряди…

«Что приходится вытворять, что терпеть! — рассуждал по себя Лыков. — Шмотки с чужого плеча — особенно с такого плеча, грязного и вонючего! — буквально жгут тело. А насекомые, которыми кишит эта рвань, явно пришли в восторг от моего здорового и относительно нестарого организма! Еще бы! Прежний-то обитатель был невкусный и пахнул скорой, отвратительной смертью… Но что за чушь лезет в голову, когда надо стать предельно внимательным, не допустить ни малейшей ошибки! А я расчувствовался, потерял концентрацию! Пора гасить ненужные и вредные для дела эмоции, а то так и сдохну тут, всеми забытый и никому не нужный. Да еще в эдаком… саване!..»

Но, как бы ни ужасался в душе Лыков, он всегда помнил: политиками не рождаются, а становятся. И если есть хотя бы призрачный шанс вернуть все потерянное, попутно отомстив, то эта цель стоит, чтобы за нее немного пострадать. Ключ от всех дверей находился прямо перед ним. Кирилл Зорин, сын заклятого врага, — средство, которое вернет ему, Лыкову, утраченную власть. Это мощный инструмент, который нечаянно и негаданно попал в нужные руки. Осталось только правильно и с умом им распорядиться. А уж низвергнутый правитель Сталинской, бывший секретарь севера Красной ветки умел распоряжаться нужными людьми с умом. Да, собственный сын однажды подвел его, проиграв дуэль, на которую было поставлено все, но сегодня, с сыном врага, Анатолий Лыков ошибок не допустит!

— Кирюша, пожалуйста, не перебивай, — жалобно попросил он, поспешно исправляя оплошность с жестом. Бомжовский маскарад был удобен, еще рано раскрываться и демонстрировать силу там, где нужна униженная слабость. Анатолий хорошо знал породу чистоплюев, к которым относился младший Зорин. Такой даже пьяным не станет добивать беспомощного старика. Идиотский кодекс чести, позволяющий убить равного, но предписывающий жалость к слабакам.

«На дурака не нужен нож» — откуда это? Запамятовал… И на Кирилла найдется… не нож, правда, а более хитрое оружие.

— Мне недолго осталось. Ганза использовала меня и вышвырнула на обочину жизни. Ты знаешь, что такое обочина? Не важно. Я оказался на самом дне, ниже уже некуда. Даже ад, если он и правда есть, не страшен, потому что я уже в нем. Не думал, что когда-нибудь признаюсь в таком, но я хочу смерти! Хочу избавиться от всех мук, от бесконечных унижений! Жить на дне тяжело, зато умереть никакого труда не составляет. У меня туберкулез или похожая на него дрянь. Название особой роли не играет… Какая разница, от чего подохнуть?

— Зачем мне все это знать? Если вымаливаете…

От внимания Лыкова не ускользнуло, что Кирилл перешел с хамского «тыканья» на нормальное уважительное общение.

— Подожди, я прошу тебя! — голос Лыкова сорвался на фальцет. Ему стоило больших, а главное заметных усилий, чтобы успокоиться. — Я беззащитен перед тобой, но… Иришка и Федор Сомов — вот два человека, которые не отпускают меня отсюда. Как мне нужна твоя помощь!

Кирилл не ждал, что Лыков заговорит о ней, и вздрогнул, услышав имя. И его реакция не осталась незамеченной. Старый лис мысленно ухмыльнулся: приятно читать других, как раскрытую книгу.

Зорин только собирался возразить, что Ирина никогда его не любила, а потому никакой помощи ей и — уж тем более! — ее отцу он оказывать не намерен, как Анатолий продолжил:

— Ирина… она ведь никогда не любила тебя. Не любит и сейчас, — Анатолий ступил на зыбкую поверхность чужих, до крайности обостренных эмоций и понимал, что каждый следующий шаг может привести к взрыву. Опасна работа сапера, особенно когда вместо простых и незатейливых мин имеешь дело с человеком — существом чрезвычайно запутанным и непредсказуемым. — Не знаю, что между вами было, но это точно не любовь, поверь мне. Я воспитывал Иришку, с раннего детства прививал ненависть к врагу. А ты враг, пусть не классовый, не идеологический. Но что это меняет? Моя девочка просто боролась за выживание, как умела, используя все возможные способы.