Теперь финансовый вопрос. На перчатку он худо-бедно наскребет, но за яд платить нечем, как и за услуги бегунков. Проблема, конечно, решаемая, остались у него кое-какие схроны с запасами на совсем уж черный день, но все они не здесь, не на Таганской. А в схрон бегунка не пошлешь, своими ногами шевелить придется.

О возникшем препятствии Лыков честно поведал Зорину, умолчав только о схронах:

— Так что, Кирюша, с ядом не получится, деритесь без изысков. Может, хоть жив останешься… Калекой, но…

— Нет, все должно быть справедливо. Я его вызвал, я и должен все обеспечить. Значит, и расходы — мои, — Зорин порылся в рюкзаке и достал два рожка. — Вот, держите.

— Кто ж тебя финансирует? — спросил Лыков, не скрывая удивления.

— Сомов и финансирует, — впервые за весь разговор Кирилл улыбнулся. — Это же его чертова «премия». Если не хватит, думаю, Вотан не откажется одолжить…

— Ах, вот оно как… Что ж, егеря — люди не бедные. Жаль только жизнь у них короткая… — Лыков был доволен, что тайна обеспеченности парня раскрылась столь незамысловато. — Ну а в секунданты тоже кого из новых знакомцев возьмешь?

— Нет, не хотелось бы посторонних впутывать.

— Это верно. Семейные дела лучше и решать семейно. Считай, что я согласился, хоть ты меня еще и не просил…

Кирилл наклонил голову и покивал, будто соглашаясь с кем-то, но благодарить не стал.

— Да, так вот. Патроны у меня есть. На перчатках вы не экономьте, две пары берите, правую и левую каждому. Скажите только, где умельца найти, что ядами торгует. Я сам схожу.

— Скажу, Кирилл, чего ж не сказать? Одного до сих пор понять не могу: неужели ты всерьез надеешься живым остаться?

— Вы хотели голову Сомова? Вы ее получите. А остальное…

«Не ваше дело», — мысленно закончил за нахала Лыков, и только руками всплеснул от неслыханного и беззастенчивого бахвальства щенка. Но адресом «умельца» все равно поделился, терять уже было совершенно нечего. Он хотел было посоветовать безумному мальчишке пару финтов, но, глядя в эти глаза, фанатично верящие в «справедливость», решил, что вопросами подстраховки займется лично…

Пока Зорин путешествовал, Лыков ни на миг не оставлял попыток хоть как-то поправить ужаснейшее положение, в котором он оказался благодаря юному обалдую. Некоторую надежду, совсем-совсем осторожную, Анатолий питал в отношении дочери. Оказывается, Ирина вызвалась быть секундантом своего муженька. Сможет ли она выступить на стороне отца, а заодно и Зорина, в самый ответственный момент? Небольшие шансы на это имелись, зерна сомнения в ее черную душонку посеять удалось. Ордер на арест мужа — серьезный аргумент покинуть тонущий корабль. Конечно, пробоина — целиком плод фантазии, а также ловких манипуляций с бланком, подписью доверенного лица Москвина и печатью, но Иринке все эти мелкие каверзные подробности неизвестны. Мучается ли она сомнениями? Наверняка!

Что еще… «В рукопашном бою двух неравных бойцов сила всегда на стороне пули». Мудрое изречение. Пистолет с собой надо прихватить обязательно. Это, конечно, нарушение всевозможных правил, кодексов чести и прочей лабуды, которой взрослый человек, борющийся за весьма серьезный приз, не будет озадачиваться даже в мыслях. У потомственного лузера Кирюшки шансов нет в принципе, зато товарищ Лыков, хорошо знающий жизнь, может изменить расстановку сил в изначально глупом и бесчестном мероприятии.

Вот и все приготовления. Негусто, если честно, но чем уж богаты… Лыков опять позволил себе легкую ностальгию о прошлом. Тогда его окружали десятки и даже сотни соратников, хорошо вооруженных, обученных, верных, вопрос о деньгах возникал лишь при утверждении бюджета, а от ближайших врагов отделяло несколько союзных красных станций и великое множество блокпостов. На его стороне была власть и сила, что обеспечивается этой властью.

«Благословенные времена… Как же я хочу вас вернуть!»

До возвращения Кирилла он предпринял еще одну попытку: подослал к Сомову пару соглядатаев, в чью задачу входило прощупать охрану новоявленного красного босса на предмет наличия брешей и слабых мест. Соглядатаи вернулись ни с чем, развели руками, что-то жалобно промямлили о «беспрецедентных мерах безопасности» и доложили, что если бы и согласились на выполнения задания, то все равно уже поздно — объект спешно выехал со станции в направлении Курской.

Команда Сомова вернулась на Таганскую так же неожиданно, как и покинула ее двумя днями ранее. Правда, прибытие было обставлено гораздо пышнее и эффектнее, нежели тайный и поспешный отъезд. Дрезина ворвалась на станцию с оглушительными «паровозными» гудками, подаваемыми как с боевой колесницы, а также с громогласным ором и пьяным хохотом.

Из семи пассажиров на ногах держалась лишь парочка телохранителей. Остальные, не исключая «возничего», неустанно продолжавшего подавать звуковые сигналы, что называется, лыка не вязали. Пьяные солдаты посыпались на платформу; кто-то тут же завалился на спину, со всей молодецкой дури приложившись головой, кто-то, не в силах удерживать вертикальное положение, уселся прямо на гранитный пол. Тоненькую фигурку Ирины Лыков разглядел издалека не сразу: дочка самостоятельно сойти на платформу не могла, и охранники, те, что еще подавали признаки жизни, взяв ее под руки, осторожно выводили наружу. Сам же Сомов, — оказалось, что он и был невменяемым возничим, — выходить категорически отказывался. Он то и дело отрубался на своем «предводительском» месте, заваливаясь на бок, отчего просыпался и, с неизменным криком «Стакан мне, быстро!», вновь забывался скоротечным сном.

— Свинья!

Нелицеприятный эпитет предназначался Федору. Пьяной же в дрова Ирине полагался ремень. В лучшие времена Анатолий точно бы всыпал ей по первое число; жаль, сейчас это не получится, выросла дочка. Полнейшей шлюхой и дрянью выросла!

От нечаянной злости Лыков заскрипел зубами. «Идиоты! Мало того что светятся на вражеской территории, так еще и позорят — не себя, с ними как раз все понятно, — ВСЕХ БОЛЬШЕВИКОВ!» В особенное бешенство приводил факт наглого транжирства народных денег!