Ему и так сегодня тяжко живется, попрекают и за то, что на его груди по праздникам звенят солдатские медали.

…Позарастали чащобами места былых сражений, но на их месте в приильменских лесах еще и сегодня белеют кости воинов, павших по обе стороны «рамушевского коридора».

– За их память, — предложил Геннадий Иванович, когда я закончил читать.

Мы выпили, помолчали…

Литерный поезд остановился на станции Кавказская у старинного вокзала, уцелевшего в войну. Л. Брежнев возвращался из нашумевшей поездки в Баку, где Алиев организовал ему грандиозный карнавал. Остановка на 15 минут. Но поезд задержался несколько больше, т. к. Леонид Ильич вышел на платформу прогуляться вместе с Черненко и Медуновым. С ними и Г. Разумовский. Перрон был очищен от посторонних. Остались только сотрудники охраны, милиции и железнодорожники. У ворот, справа и слева от вокзала скопилось много народа. Люди прилипли к железным решеткам. Любопытных было много.

Раздавались голоса с требованием, чтобы Леонид Ильич подошел к ним.

— Леонид Ильич, Леонид Ильич, — звали люди. У него на ухе был слуховой аппарат и, вероятно, он услышал обращения к нему из толпы. Подошел.

— Что вы хотите?

— Леонид Ильич, плохо у нас со снабжением, нет мяса, масла, мало молока.

С ним стояли Медунов и Разумовский.

— Вот он — хозяин в крае. Он вам ответит на ваши вопросы, — указав на Медунова, Брежнев не стал задерживаться у ворот, а Медунов вступил в спор с теми, кто задавал вопросы. Брежнев и Черненко в сопровождении охраны прогуливались по перрону.

Медунов смело отбивался от тех, кто жаловался и требовал обеспечить город нормальным продовольственным снабжением.

— Вам выделяются фонды? Выделяются. Вот вы ими и распоряжайтесь. Городские власти должны регулировать, распределять эти фонды в течение квартала. Секретарь горкома и председатель горисполкома, где вы?

— Мы здесь.

— Вот и давайте, объясняйте. А я скажу, что на Кубани с продовольствием проблем нет. Вы не знаете, как в других регионах. Там не то, что мяса, растительного масла нет, шаром покати в магазинах. Живут там впроголодь. Это крикунам кажется, что у нас плохо. У нас все есть. Поезжайте в Ростов. Там ввели рыбные дни. Всю неделю — мороженая рыба. Вы этого хотите? Мы кормим Урал, Грузию и БАМ. Вагон одного чеснока отправили строителям.

Вопросы сыпались неприятные, Медунов оторвался от ворот, присоединился к Брежневу и Черненко. Ему хотелось получить книгу Леонида Ильича с дарственной надписью. Он напомнил об этом Константину Устиновичу.

Брежнев выглядел рыхлым стариком, с одутловатым лицом, со старческой походкой. Ничего странного в этом не было. Возраст давал о себе знать. Непривычным было видеть другое — ссутулившегося Генсека в вязаной домашней кофте без звезд и медалей, с которыми он не расставался.

Сотрудники охраны показывали на часы — пора уже ехать. Брежнев, а за ним и Черненко поднялись в вагон. Медунов ждал книгу. Поезд стоял. Черненко с тамбурной

площадки протянул две книжки «Малая земля» Медунову и Разумовскому. Оба сердечно благодарили за дорогой подарок.

Поезд плавно, почти бесшумно отходил от перрона.

У Сергея Федоровича не было предела радости. Он читал и перечитывал автограф Брежнева, восхищался, заявляя, что это не просто книга, а историческая ценность. На книге Разумовского Брежнев, кажется, только расписался.

«Книга «Малая земля», как это и бывает с произведениями истинной литературы, несет на себе отпечаток личности автора».

Вот такой лестный отзыв Сергея Федоровича позднее прочитал я и тут же спросил фронтовика Геннадия Ивановича, командовавшего в войну батареей:

— Можно ли с этим согласиться?

Подумав, он ответил мне приведенным в книге примером: «Во время одного из партактивов, который мне пришлось проводить, люди сидели рядами на земле. В середине доклада где-то позади меня, не так уж далеко, разорвался немецкий снаряд:.. Я продолжал говорить, но минуты через две разорвался второй снаряд, уже впереди… Нас взяли в артиллерийскую «вилку». Третий снаряд, как говорили на фронте, был наш. Вот тут я и отдал приказ: «Встать! Влево к лощине триста метров бегом–марш».

В этом наивном примере весь автор — литературный и военный, тот, который на обложке и тот,, писавший, придумавший «вилку».

Я охотно верю Швейку, однажды отдавшему приказ: «Бегом марш с десятью рядовыми на склад». Но, чтобы проводить партактив на виду у немцев?.. Даже подпоручик Дуб задумался бы — стоит ли подставлять людей под «вилку».

Читаем дальше из того же приказа. «На тонкую полоску Малой земли за семь месяцев боев высадились 62 тысячи человек и тысячи из них похоронены там с честью и славой».