Шрифт:
Устранить такую причину сложно. Хотя бы потому, что слишком многие уже привыкли к соблазнительному вкусу лёгких денег. Если бы финансовые игры продлились подольше — большинство граждан СГА постигла бы судьба обитателей некоторых тамошних негритянских кварталов, уже на протяжении нескольких поколений не имеющих иного источника дохода, кроме казённых подачек, а потому не представляющих себе, что значит регулярная работа. По счастью, процесс вроде бы зашёл ещё не так далеко, так что шансы на возрождение нормально работающей экономики есть даже за океаном.
Но чтобы поставить перед собою столь трудную цель, надо по меньшей мере понимать её необходимость. Сколь угодно блистательная тактика не заменяет элементарные навыки стратегии. Последний великий стратег Германии — Альфред граф фон Шлиффен — умер за год до Первой мировой. Немцы, несомненно превосходящие всех своих противников тактическим мастерством, обе мировые войны проиграли.
Чудеса финансовой тактики скорее всего позволят до поры до времени компенсировать последствия перекоса общей структуры мировой экономики. Соответственно перекос будет развиваться. И рано или поздно обернётся таким грандиозным развалом, что никакими ценными бумагами уже не удастся погасить хозяйственный — и порождённый им социальный — пожар.
Не зря Владимир Ильич Ульянов предостерегал: кто берётся за решение тактических задач, не управившись сперва со стратегическими, будет на каждом шагу натыкаться на последствия общих проблем, не зная даже, откуда эти последствия проистекают, и соответственно не зная, как с ними бороться.
Дефляцию деньгами не тушат [113] (*)
Лет 15 назад один одесский экономист обнаружил: в развитых странах денежная масса примерно равна товарной, а карбованцы [114] покрывали менее 1/5 обращающихся в стране товаров. А ведь дефляция — сокращение денежной массы в обращении — даёт очевидные негативные последствия: бартер, разрыв хозяйственных связей, свёртывание спроса. Вывод из статистики вроде бы прост: надо срочно впрыснуть в экономику побольше денег — в данном случае хотя бы вчетверо больше, чем в ней тогда уже обращалось.
113
2008.01.19. Отдельные фрагменты статьи ранее — начиная с 1993 года — публиковались в других изданиях.
114
Это слово означает «чеканный». Во времена единства страны карбованцем на юге Руси называли рубль: на Руси деньгами довольно долго служили обрубки серебра, а нынешний украинский государственный диалект русского языка формировался в последние полтора века, когда деньги были уже только чеканные.
Но кроме статистики существует наука. Когда статистика советует «выплесни в костёр ведро — огонь и погаснет», наука предостерегает — «а вода в ведре или бензин?»
В ту пору на Украине бушевала инфляция похлеще российской. Карбованец, изначально (1992.01.01) равный советскому (и российскому) рублю, к моменту обмена по сто тысяч на одну гривню [115] (1996.09.01) был немногим дороже двух тогдашних — тоже обесценившихся в тысячи раз — российских копеек.
115
Нынешняя денежная единица Украины именуется не гривна, а гривня. То ли попытались воспроизвести особенности польского произношения (украинский государственный диалект русского языка начали создавать по польской инициативе, да и в живой южнорусской речи за века польской оккупации накопилось немало польских слов), то ли решили подчеркнуть отсутствие исторической преемственности с древнерусской гривной — серебряным прутком, огибающим шею. На Руси издавна установилось несколько стандартов веса гривны, что позволило использовать её как крупную денежную единицу. Так, новгородская гривна весила 200 г; более поздняя московская — половина новгородской.
Инфляцию же порождает избыток денег (не обязательно своих — так, российскую инфляцию нынче движет приток обесценивающихся нефтедолларов). Все прочие мотивы, перечисляемые теоретиками, — в конечном счёте лишь следствие из этой первопричины.
Явный парадокс. Денег в стране слишком много — цены-то растут как на дрожжах — и в то же время слишком мало — по сравнению с товарами.
По советскому обычаю, специалисты по общественным наукам вправе этих наук не знать. В частности, этот экономист — как и его более именитые коллеги вроде Глазьева, Делягина или главы отделения экономики Российской академии наук Львова — явно не знакомился даже с азами экономики. [116] Пришлось мне в ответных статьях напоминать ему: инфляция всегда сопровождается дефляцией — и причина такой неразрывности вполне очевидна.
116
С тех пор моё отношение к Сергею Юрьевичу Глазьеву, Михаилу Геннадьевичу Делягину и Дмитрию Семёновичу Львову заметно улучшилось. Мировая экономика развивается в направлении, где расхождения между нашими взглядами почти не проявляются, да и сам я в 2011-м пришёл к выводу об экономической целесообразности возрождения централизованного управления хозяйством уже к концу нынешнего десятилетия.
В начальный момент инфляции денег оказывается больше, чем товаров. Значит, цены начинают расти. Если пытаться какие-то цены фиксировать — возникает дефицит, и всё равно приходится покупать дороже (то ли переплачивать посреднику, то ли тратить на поиск товара больше времени — а ведь, как указал Бенджамен Франклин, «время — деньги»). Это, кстати, указывает: плановая экономика реагирует на инфляцию иначе по форме, нежели рыночная — но точно так же по содержанию.
Когда товаров — по сравнению с деньгами — не хватает, их ищут повсюду. В том числе и за рубежом. Поэтому особо растёт спрос на то, чем можно расплатиться даже там, где приём инфляционных фантиков не навязан силой власти. Зарубежные валюты, золото, драгоценности, прочие экспортные товары дорожают куда стремительнее, чем товарная масса в целом. Соответственно курс избыточных денег, выраженный в этих твёрдых ценностях, падает быстрее, чем работает печатный станок. И отношение денежной массы к товарной снижается. Инфляция закономерно порождает дефляцию.
Строго говоря, дефляция вызвана не столько избытком денег, сколько их перераспределением от внутренних производителей к импорту. Лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих Август фон Хайек показал: деньги — оптимальная форма носителя экономической информации. [117] Любые манипуляции с ними искажают информационные потоки. В частности, переориентация спроса на импорт — одно из множества искажений, вызванных избыточным предложением денег — обессмысливает едва ли не самый частый в современном мире повод к инфляции — желание подстегнуть платёжеспособный спрос и тем самым поддержать отечественного производителя.
117
Современное развитие информационных технологий позволяет в обозримом будущем создать более эффективные методы сбора и первичной обработки если не всей экономической информации, то по меньшей мере достаточной для принятия хозяйственных решений части сведений.
Увы, если уж ложный сигнал подан, восстановить экономическую истину довольно сложно. Скажем, в Соединённых Государствах Америки даже президент (1977—81) от демократической партии Джеймс Эрл Картер не смог переломить тенденцию, заданную его республиканскими предшественниками: Ричард Милхауз Никсон (1969—74) ради поддержки промышленности, в свою очередь традиционно поддерживающей правых, пошёл даже на отказ от соглашений, в 1944-м — усилиями демократа Фрэнклина Делано Рузвелта (1933—45) — обеспечивших доллару роль всемирной валюты, а Джералд Рудолф Форд (1974—77) даже не пытался противодействовать уже очевидным негативным последствиям. Для выхода из тупика потребовались героические усилия Роналда Уилсона Рейгана (1981—89): он, как республиканец, смог организовать дефляционный шок без немедленной агрессивной реакции промышленников. Те встали перед жёстким выбором: перестроиться или погибнуть. Многие заводы закрылись. Но остальные нашли новые пути обеспечения конкурентоспособности — и экономика СГА ожила. [118] Не зря Рейган признан одним из лучших президентов.
118
Как выяснилось буквально через год после написания этой статьи, основным путём обеспечения конкурентоспособности оказался вывод значительной части производств в регионы дешёвой рабочей силы (в момент работы над статьёй я серьёзно недооценивал размах этого вывода). Это породило глобальный перекос в экономике и в конечном счёте — нынешний глобальный кризис. К сожалению, лекарство в очередной раз оказалось куда хуже болезни.