– Ты так скромно начинал и…

– Именно, – подхватил Квинт, обняв Элизабет за плечи и привлекая ее к себе. – Я хотел, чтобы ты убедилась, что, чтобы оказаться победителем, необязательно быть первым на старте. Если, конечно, ты готов к долгому и трудному пути.

Элизабет обняла Квинта. Его рассказ взволновал и растрогал ее. Квинт предстал перед ней в новом свете.

– Так ты думаешь, что мне еще не поздно брать уроки по фигурному катанию? – спросила она, смущенно улыбаясь.

– Ты ухватила мою мысль, – ответил Квинт и, прижав Элизабет к груди, посмотрел на часы. – Перед тем как мы выпьем, я должен сделать один важный телефонный звонок. Ты не возражаешь?

Квинт усадил Элизабет в гостиной на кушетку с мягкими подушками, а сам исчез за дверью своего кабинета, расположенного по соседству. Элизабет посмотрела на светлых тонов ворсистый плед с восточным орнаментом, на полотна современных художников, украшавшие панели из темного дерева. На интерьере комнаты лежала печать совершенства, которую дает только прикосновение руки профессионального дизайнера.

Первым побуждением было скинуть с ног туфли и сбросить на пол подушки, с такой педантичностью разложенные на кушетке. Когда Элизабет представила, как она растянется поперек ворсистого пледа в ожидании Квинта, просторная гостиная показалась тесной и душной. Она поднялась и, подойдя к балконной двери, открыла ее, пытаясь освежить разгоряченное лицо.

На балконе хозяйничал ледяной ветер. Скрестив на груди руки, Элизабет подошла к перилам. Серп луны блестел на черном бархате неба. С высоты двенадцатого этажа Элизабет видела простиравшийся перед нею город. Мириады огней, рассеченные лентой реки, уходили вдаль. «Меня тоже влечет вдаль», – подумала Элизабет. По телу пробежала дрожь. От холода или, быть может, от томительных предчувствий?

Прошло какое-то время. Элизабет уже порядком замерзла, когда дверь за ее спиной открылась. Пальто Квинта, хранившее его запах и тепло, легло на плечи девушки. Не отрывая глаз от панорамы города, Элизабет закуталась в него.

– Какой отсюда потрясающий вид! – восхищенно сказала она.

Квинт что-то пробормотал в знак согласия и протянул ей бокал коньяка.

– Видишь то белое здание на дальнем конце испанского квартала? – спросил он, указывая на дом Элизабет. – Там живет моя девочка.

Элизабет чуть не выронила бокал из рук. «Моя девочка», – повторила она про себя. Она подняла бокал к губам и отпила глоток, стараясь успокоиться. Жидкость приятным теплом разлилась по всему телу. Квинт подошел сзади совсем близко, обнял Элизабет за плечи и прижал ее к своей широкой груди.

Она извлекла из уютной глубины пальто руку и коснулась щеки Квинта. По коже пробежала дрожь. «Он совсем замерз, впрочем, я тоже», – с беспокойством подумала Элизабет. Возвращаться в комнату не хотелось. Так бы и стоять вечно, чувствуя, что на плечах покоятся руки Квинта, а у ног простирается целый город.

«Моя девочка», – вновь всплыли в памяти слова Квинта.

– Не надо было стоять на балконе так долго, – сказал Квинт, подходя вместе с Элизабет к бару, расположенному в нише в стене гостиной. – Ты вся дрожишь.

У Элизабет язык не поворачивался возразить ему. Сама она понимала, что дрожит не только от холода. Стоя совсем рядом с Квинтом, она наблюдала, как он взял графин и добавил коньяка в оба бокала. Его движения казались Элизабет неестественно медленными, словно с того момента, как он обнял ее там, на балконе, пошел иной отсчет времени.

Квинт поставил бокалы на мраморную крышку бара и вновь обнял Элизабет. Склонив голову ему на грудь и закрыв глаза, она вслушивалась в учащенное биение его сердца. Квинт гладил спутанные ветром пряди волос. Пальто упало на пол, и он положил свои сильные руки на оголенные плечи девушки.

Приподняв голову, Элизабет замерла. Теплые губы Квинта нежно коснулись ее губ. Все поплыло у нее перед глазами.

– Милая моя, – шептал Квинт, заглядывая ей в глаза и медленно проводя по щекам кончиками пальцев. – Как я люблю тебя! – Глаза Элизабет удивленно расширились. Заметив, что она ошеломлена, Квинт недоуменно поднял брови. – А разве ты этого не знала? – Элизабет была не в силах произнести ни слова. – Наверное, нет, – ответил за нее Квинт. – Прости, дорогая. Просто в жизни я не часто влюблялся.

– И не часто оставался верен в любви, – добавила Элизабет.

– Да, – согласился Квинт после минутного раздумья. – Но ведь я обещал исправиться.

Слова Квинта вернули Элизабет с небес на грешную землю. «Ты отдашь ему свое сердце и ничего не получишь взамен», – снова подумала она. Что ж, она знала, на что шла. Как ни горька правда, Элизабет готова была принять ее. В жизни ей довелось пережить немало бед и потерь. В конце концов ни она, ни Квинт никогда не брали на себя серьезных обязательств друг перед другом.