— Мика, мне нечего с тобою делить, — сказал Илейко. — Я рад, что встретил тебя, вот и все. Если тебе нужна будет помощь — я приду. Хоть из-за тридевять земель.

Они обменялись рукопожатиями, отдохнувшая и довольная Зараза без всяких стимулов, вроде пинков и затрещин, пошла по дороге на выход из Большой Сельги. Илейко отправился следом. И у него не было никаких дополнительных стимулов, вроде гонения, или долговых обязательств.

Вообще-то лошадь следовало вернуть владельцу, бортнику Лаури в Тулоксу, тем более, что скакать на ее костлявой спине он так и не научился. Но сначала надо показаться дома.

Как и предполагал, в Вайкойлу пришел в полнейших сумерках. Недолгое его отсутствие казалось значительным, разнообразие событий, мнилось, тоже должно было изменить и родную деревню. Но здесь все оставалось по-прежнему. Так же перелаивались по дворам вредные собаки, так же несла свои воды река Седокса, так же кое-где в домах палили лучины. Он был единственным событием этого уголка Ливонии, и рядом глубоко вздыхало другое событие — лошадь Зараза.

Родители, вопреки ожиданию, не спали. Словно знали о возвращении великовозрастного сына.

— А тобой уже интересовались, — собрав на стол нехитрую трапезу, сказала мать. — Из Олонца приходили люди, пытали, правда ли то, что шведов на Ладоге изловил?

Эх, разнеслись все-таки вести по земле. Не удалось сохранить свою персону в тайне. Лучше бы Лаури один прослыл героем.

— И зачем им знать это понадобилось? — спросил Илейко.

— Будто сам не понимаешь, — нахмурился отец. — Им-то шведы эти до одного места. Они тебя заполучить хотят.

Ну ладно, стало быть, и выбора особого нет. Уходить надо утром в северные края. Узнать, что такое легендарная калевальская Похъёла, увидеть живого метелиляйнена. Ничто так не успокаивает, как отсутствие выбора. Сразу жизнь становится легкой и простой.

— В общем, так получается, — начал Илейко. — Пока меня эти люди не словили, уж для какой там цели: в казаки определить, либо что-то еще — сидеть и ждать их не собираюсь. Вряд ли, сподобились с самого Олонца в Вайкойлу ехать, чтобы награду вручить. Они только наказывать охотно ездят, поощрять — не барское это дело.

— Так как же, сынок, не отдохнувши-то, — всплеснула руками мать.

— Я как раз и отдыхаю, — улыбнулся Илейко. — Уставал я на печи сидеть. Теперь же — сплошной отдых. Не переживайте за меня, есть у меня дело, им и займусь. Когда вернусь — даже не знаю. Вы уж благословите меня на разлуку. Знать, судьба моя такая.

Поутру, еще затемно, простившись с братьями и сестрами, Илейко отправился к озеру Ладога. Родители благословили его на дальнюю дорогу: кто знает, доведется ли еще когда свидеться.

— Не кручиньтесь по мне понапрасну, — сказал он на прощание. — За все в этом мире надо платить. Какой толк был от безногого казака, только еду переводить. Теперь же, когда я встал, потребность во мне превеликая. Нужны нашим правителям люди, способные устрашить и держать в узде и повиновении прочих. Кому, как не мне этим заниматься? Но что-то, честно говоря, неохота. Зарекаться не берусь, но быть казаком — себя не уважать.

И мать, каждый миг промокая платочком проступающие слезы, и отец, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки, понимали, что нет для их сына места в жизни деревни Вайкойлы. Это место, оказывается, нужно сызмальства получить. Выпал из жизни — выпал из общественного устройства. Не от мира сего.

Илейко шел вместе с норовящей положить ему на плечо свою голову лошадью, и было ему донельзя тоскливо. Однако сделав первую сотню шагов, тоска притупилась, еще через пятьдесят — начала забываться, а спустя последующие двадцать пять — исчезла напрочь. Путь у него был неблизкий, к Сиверским горам, загадочному Лови-озеру и волнующему своей непознанностью месту Аранрата. Требовалось изловить буйного метелиляйнена Пекку, успеть шепнуть ему волшебное слово приветствия от Мики, пока он не размозжил голову камнем или кистенем, и жить дальше по обстоятельствам.

Об этом и еще многом другом он и поведал бортнику Лаури, когда добрался в целости и сохранности до его дома в деревне Верхний Конец. Зараза, вернувшись в родные ясли, кивала головой направо-налево, словно здороваясь с привычным ей окружением.

— Вот принимай лошака в полном здравии, — сказал Илейко, похлопав кобылу по спине.

Та в ответ подняла губы, демонстрируя неприятного вида зубы, и зашевелила челюстями, будто отвечая.

— Умница, Зараза! — засмеялся Илейко.