Шрифт:
— Большую часть жизни я провел в интернатах и приемных семьях, и вдруг мне говорят: «Все, выметайся», — рассказывал он. — Как мог я вдруг стать кем-то таким, кого я представить себе не мог?
В ноябре 1993 года он решил изобразить немого подростка и улегся посреди улицы французского города Оша. Его подобрал пожарный и опять отвез в больницу. Местная газета «Депеш дю миди» опубликовала статью о найденыше, задав вопрос: «Немой подросток… Откуда он пришел?» На следующий день газета поместила продолжение под заголовком: «Немой подросток, явившийся из ниоткуда, так и не назвал себя».
Из больницы Бурден сбежал, но вскоре попался поблизости от города: он вновь попытался разыграть тот же трюк, но на этот раз был разоблачен и назвал свое подлинное имя. К тому времени Фредерик успел уже многому научиться. «Немой из Оша говорит на четырех языках!» — сообщила «Депеш дю миди».
По мере того как Бурден учился принимать все новые личины, он старался окончательно уничтожить в себе прежнего Бурдена. Однажды мэру Мушампа позвонили якобы из «немецкой полиции» с сообщением, будто тело Бурдена найдено в Мюнхене. Печальное известие сообщили матери Фредерика. «Мое сердце будто остановилось», — вспоминала она. Родственники Бурдена ждали доставки гроба, но покойник так и не прибыл.
— Фредерик устроил свой очередной жестокий розыгрыш, — сказала мать.
К середине 90-х за Бурденом тянулся уже изрядный хвост ложных показаний в полиции и перед магистратами, к его поискам подключился Интерпол. Не остались его «подвиги» не замеченными прессой и телевидением. В 1995 году продюсеры популярного французского телешоу под названием «Возможно все» пригласили Фредерика на передачу. Когда Бурден, бледный, совсем юный на вид, вышел на сцену, ведущий программы обратился к публике с провокационным вопросом: «Как зовут этого мальчика — Мишель, Юрген, Кевин или Педро? Сколько ему лет — тринадцать, четырнадцать, пятнадцать?»
На вопрос о мотивах его поведения Бурден в очередной раз повторил, что хотел лишь найти любовь и семью. Он всегда прибегал к этому оправданию и потому, в отличие от большинства мошенников, вызывал у обманутых им людей не столько гнев, сколько сочувствие. Правда, его мать трактовала поступки сына не столь снисходительно и по поводу его объяснений отзывалась так: «Он хочет лишь оправдаться».
На руководителей программы «Возможно все» история Бурдена произвела такое впечатление, что они предложили ему работу, но он вскоре ушел от них и, по выражению одного из продюсеров, занялся созданием новых «внутренних превращений».
Кое-кто находил в поступках Бурдена даже некий экзистенциальный смысл; один из его поклонников во Франции создал веб-сайт, посвященный оборотню, и прославлял его как «актера, творящего жизнь по собственному замыслу, апостола нового учения об индивидуальности и идентичности».
В одной из бесед со мной Бурден подробно описал, каким образом он превращал себя в ребенка. Подражая мошенникам из кинофильмов, например из знаменитого фильма «Поймай меня, если сможешь», он хотел довести свою способность к перевоплощениям до уровня «искусства». По словам Бурдена, он начинал с того, что представлял себе парня, которого собирался изобразить, затем тщательно выстраивал все подробности его биографии — культурную среду, семью, привычки, даже бессознательные манеры и жесты.
«Суть в том, чтобы лгать не во всем, — пояснял Бурден, — иначе сам запутаешься». Он придерживался принципов «чем проще, тем лучше» и «умелому лжецу правда только на пользу». При выборе имен он предпочитал те, которые имели бы для него некий личный смысл, пробуждали ассоциации — таким условиям отвечала фамилия «Кассис», образованная от имени отца. «Уж свое имя-то забывать никак не годится», — усмехался он.
Свою деятельность Бурден сравнивал с работой шпиона: меняется оболочка, а «суть» человека остается прежней. При таком подходе ему было гораздо проще водить за нос простодушных и даже не очень простодушных людей, а главное — он как бы сохранял «ядро» своей личности и даже какое-то самоуважение. «Жесток я бывал, но не собирался превращаться в чудовище», — подчеркивал он.
Придумав себе очередную личность, Фредерик принимался за подготовку: тщательно выщипывал брови, запасался кремом для эпиляции. В роли подростка он предпочитал носить мешковатые штаны и рубашки с длинными рукавами, в которых прятались кисти рук, — так он казался более хрупким, маленьким. Загримировавшись и нарядившись соответствующим образом, Фредерик становился перед зеркалом и спрашивал себя, увидят ли все в нем того, за кого он хочет себя выдать. «Главное — не лгать себе самому» — таков был еще один принцип этого великого мошенника.
Для того чтобы войти в роль, Фредерику требовалось отыскать некие внутренние точки соприкосновения с очередным своим персонажем — прием, хорошо известный в актерской среде.
— Все мне твердили: «Почему бы тебе не стать актером?» — похвастался передо мной Фредерик. — Я мог бы стать прекрасным актером, не хуже Арнольда Шварценеггера или Сильвестра Сталлоне, вот только я не хочу никого изображать, я хочу бытькем-то.
Еще одна хитрость: чтобы статькем-то в реальном мире, Фредерик Бурден старался заранее убедить местные власти в подлинном существовании своего вымышленного персонажа. Он часто поступал так же, как в Ортезе: звонил «взрослым» голосом на горячую линию и сообщал о подростке, находящемся в опасности. Естественно, никто не склонен был подвергать чересчур суровому допросу ребенка, оказавшегося в тяжелом положении, а если кто-то и замечал, что Бурден выглядит чересчур взрослым для того возраста, который он указывал, «подросток» и не спорил. «Любой тинейджер мечтает выглядеть старше, — пояснял он. — Я принимал это за комплимент».