— В тот день ребята сделали все, что могли, — рассказывал Лайм по дороге. — Башни рушились, а они продолжали карабкаться. Никто не струсил, не убежал.

Мы проехали несколько пропускных пунктов, стараясь следовать тому маршруту, по которому в роковой день ехал Кевин Ши со своими товарищами. Ши прижался лицом к стеклу и только отирал пот со лба. Над развалинами торчали высокие башенные краны, а за ними — две огромные металлические балки, соединенные в гигантский надгробный крест.

— Смотрите! — Кевин ткнул пальцем в окно. — Вот машина номер сорок. Грузовик, на котором мы приехали.

На обочине дороги стоял большой красный грузовик с номером 40 на борту.

— Его отогнали сюда, — сказал Кевин. — Мы тогда не здесь остановились. — Он посмотрел на меня так, как будто я мог подтвердить это или опровергнуть. — Ведь так?

Мы проехали последний контрольный пункт, и Флаэрти сказал:

— Мы на месте.

— Южная башня, — указала Стейси. — Там, где кран.

— О господи! — воскликнул Кевин.

От южной башни не осталось ничего — гигантская прореха в линии небоскребов. Флаэрти припарковался, мы вышли. Он роздал нам шлемы и велел быть осторожнее: мы вплотную приблизились к руинам.

— Где командный пункт южной башни? — спросил Кевин.

— Десять этажей под землей, — ответил Флаэрти. — И все еще горит.

Кевин усиленно заморгал — воспоминания разом обрушились на него, все вдруг встало на место.

— Я схватил огнетушитель, — заговорил он, — и побежал вслед за ребятами. Вокруг падали погибшие. Я помню, как они падали, помню этот стук тел о землю. Я погасил горящий автомобиль. Потом вошел на командный пункт и увидел Патричелло. — Кевин опустил глаза и продолжал так, словно картина стояла у него перед глазами: — Я обнял его. Просил поберечь себя.

Тут Кевин умолк. Каким же образом он попал из командного пункта на Олбани-стрит? Он бы не добежал туда за считаные секунды, как бы ни торопился.

— Вероятно, тебя выбросило взрывом, — предположил Флаэрти. — Многих при падении башни подняло на воздух и выбросило.

— Если смотреть отсюда, где Олбани-стрит? — уточнил Ши.

— Там, — указал Флаэрти, и мы все припустили бегом, шлепая по грязи.

Свернули в проулок — там все еще стояли засыпанные пеплом машины, стекла в них полопались. Ши припомнил, как доктор ему с его же слов говорил, будто он прополз пятьдесят метров, двигаясь на свет. Он остановился, обернулся к нам.

— Вот здесь меня нашли, — сказал он. — Прямо тут. — Он оглянулся на башню, прикидывая расстояние. — Есть тут где-нибудь гараж?

Лайм подтвердил: гараж чуть дальше по улице. Мы снова припустили бегом, мимо сгоревшего здания, где возились люди в марлевых масках.

— Наверное, это он и есть, — указал Кевин.

Гараж был небольшой, сыроватый. Мы постояли там с минуту, вновь выбежали на улицу, свернули в один проулок, в другой и выскочили на берег Гудзона.

— Тут меня уложили на носилки, — сказал Кевин.

Мы устали и замерзли. Назад к южной башне мы вернулись уже затемно, рабочие включали прожектора. Ши прямиком направился к руинам южной башни, постоял, прислушиваясь к скрипу кранов. Я посмотрел на него и спросил:

— Ты в порядке?

— Да!

Кевин смирился с тем, что, посвятив несколько месяцев расследованию, так и не узнал всех подробностей и никогда их не узнает. Не было никакой надежды сложить в единую картину то, что произошло в тот безумный день.

— Как я устал, — вздохнул он, утирая лицо.

Я попытался утешить парня: как бы то ни было, свой долг он исполнил, надо было продолжать жить.

Ши сделал еще шаг к развалинам башни, теперь он стоял на самом краю провала.

— Как бы я хотел, — сказал он, — знать, что я хоть что-то сделал для других, не только для себя.