Шрифт:
– Сужающиеся проходы, – произнес маркраф. – Как в песне об удачливом Ульрихе.
– Герцог Эпинэ тоже видел стены, которые не отпускают. – Селина так и сидела над блюдом ягод. – Мне рассказывала Айрис Окделл. Герцог Эпинэ очень сильно болел. Он бредил, и ему казалось, что он заблудился в агарисском аббатстве и никак не может выйти. Когда герцог Эпинэ пришел в себя, он все забыл, но те, кто его лечил, запомнили и ему рассказали.
– Откуда они это узнали? – спросил маркграф.
– Кто они? – пошел дальше Савиньяк.
Селина вздохнула.
– Ты не любишь ежевику? – рыкнул Хайнрих. – Сейчас принесут сливок.
– Я люблю. – Селина взяла верхнюю ягодку. – Благодарю, ваше величество… Ваше величество, я хочу просить у вас помощи. Если убийца ее величества в Гаунау, не укрывайте его, это неправильно.
– Еще бы! – Королище стянул с пальца кольцо, которому до браслета оставалось совсем немного. – Это тебе, горностайка. Мой залог.
Селина спокойно приняла кольцо и посмотрела на маршала, но ответил бергер:
– Когда тебе принесут голову убийцы, залог нужно будет вернуть.
– Да, ваше величество, – подтвердила Селина, – я верну.
– Вот ведь, – умилился гаунау, чем-то напомнив Зою, – не то что некоторые… Так о чем мы там?
– О видении герцога Эпинэ, – подсказал Савиньяк, попивая вино.
– Я больше ничего не знаю. Герцог Эпинэ провожал нас в Надор, мы ехали в карете, а они с Айрис Окделл были верхом. Когда Айрис показывала мне Надор, она вспомнила про стены, которые не отпускают, и мы заговорили о другом.
– Должен добавить, – негромко подхватил Савиньяк, – что очень похожее место видел во сне и герцог Алва. Это произвело на него столь неприятное впечатление, что Алва немедленно выехал в Олларию и прибыл к Октавианским празднествам. Сударыня, вы что-то хотите добавить?
– Да! – выдохнула Луиза, глядя не на Проэмперадора, а на гаунау, у которого в Олларии не осталось матери. – Да… И как только я сразу не сообразила, я же видела эту зелень! В первый день Октавианских погромов… По дороге в церковь я напоролась на толпу, гнавшую четверых. Кто они были, не знаю, но самый старый выбился из сил и упал. Один, рыжий, высокий, его не бросил, и тут… Я не спала и не бредила, только все стало как в зеленом меду. Ворона летела, а казалось, что плывет, юбки и волосы тоже колыхались, будто в воде, но медленней. И те, кто убивал, и те, кого убивали, кричали, а я не слышала, хотя видела, как раскрываются рты…
– Вы, – уточнил маркграф, – могли рассмотреть подробности, но ничего не слышали, и это не было сном?
– Да, – подтвердила капитанша, все еще не в силах поднять взгляд на Савиньяка. – Но оно очень быстро прошло, и всё стало как всегда. Толпа меня подхватила и потащила с собой, но это уже был просто грабеж.
5
– Нет! – взревел Рокслей. – Я не уйду! Хватит! Сколько можно?! Сдохнуть я смогу не хуже других…
Лежащий у ног Робера Готти поднял голову и еле слышно зарычал, Эпинэ положил руку на утративший белизну мощный загривок.
– Дэвид, это не обсуждается. – Иноходцу как-то удалось не повысить голоса. – Ты отвечаешь за жизнь принца и королевские регалии. Иди, поднимай эскорт.
– От войны не сбежишь, – утешил разъяренного Дэвида Карои, – а вот догнать ее, заразу такую, можно. Передайте принца людям Валме и возвращайтесь. Мы будем вам рады.
– А мародеров никто не будет спрашивать, – подхватил кагет. Все же без усов и акцента он выглядел странно.
Господ дипломатов Робер оторвал от выяснения, как и чем лучше рубить супостатов. Узнав, что по следам беженцев идут барсинцы и увязавшиеся за ними погромщики из цивильных, спорщики в один голос объявили, что вот теперь-то все станет ясно даже кошке. Покидать караван послы отказались наотрез, чему Робер искренне обрадовался. Кагетов не набиралось и дюжины, но те, кто был, стоили дорого. Что до алатов, то витязи давали фору лучшей кавалерии, правда, в чистом поле, которого поблизости не наблюдалось.
– Я вернусь, – угрюмо пообещал Дэвид.
– Хорошо. – Против этого Робер ничего не имел, а о том, что возвращение может оказаться бессмысленным, говорить не хотелось. – Возьмешь с собой Капуль-Гизайля. Ваше высокопреосвященство?
– Сын мой, мы, кажется, решили, что я отвечаю за обоз. – В голосе Левия послышался легкий укор. – Разумеется, Агили с солдатами в вашем распоряжении, я обойдусь парой десятков и легкоранеными.
– Спасибо. – Если что, легкораненый Диксон стукнет кардинала по сединам и вытащит за Кольцо, но до этого лучше не доводить.
Робер оглядел своих соратников. То, что придется несладко, понимали все, но безнадежности в глазах не было; ушедший наконец Дэвид и тот рвался не умирать, а драться. Балинт поймал взгляд Робера и красноречиво погладил саблю, вызвав улыбку обычно серьезного Блора. Вторым открытием Проэмперадора стало осознание, что он и сам улыбается. Нашел время! От него ждут диспозиции, впереди бой, за спиной хуже, чем просто враги, а он?!
– Господа, – громко, громче, чем надо, объявил Эпинэ, и мирно лежащий Готти поднял голову и насторожил обрубки ушей, – мы быстро, как только сможем, пойдем к Старой Барсине, верней, чуть ближе – к бывшей Адриановой обители. Дорога плохая – извилистая и узкая, но она плоха для всех. Есть надежда добраться завтра к вечеру, но очень может быть, что «бесноватые» догонят нас раньше. Следов не скроешь, сбить погоню с толку надеяться нечего.