Шрифт:
– Проверим-ка Бобровую.
– Точно!
– Не помешает…
Извилистая Бобровая, ведущая к Посольскому кварталу и дальше, к Гусиному мосту, оказалась пуста. Господ дипломатов к водопадам не тянет, у них свои парки и свои фонтаны, а вот дошло ли до них, что времени лучше не терять? Глауберозе умен, но с казаронами на шее далеко и, главное, быстро не уйдешь.
– Грейндж, гляньте-ка, что там у послов, и поторопите их. Мы больше не можем гарантировать им безопасность.
– Хорошо, монсень…
В глубине Бобровой, за поворотом, заорали так, что даже гул близкой толпы не заглушил. Этого еще не хватало!
– Перекрыть улицу! Живо.
Перекрыть придется все подходы к парку, то есть не перекрыть, выставить заслоны, а имеющиеся силы разбить на пять отрядов, по числу жмущихся к парковой ограде улиц. Если не полезут сразу со всех сторон, сил хватит даже без Левия и Никола, но если придется вообще без них?! Нет, такое немыслимо.
Кавалеристы деловито выстроились по восемь в ряд, то и дело поглядывая на предводителя. Кто-то проверял, как ходит в ножнах клинок, кто-то поглубже нахлобучивал шляпу, кто-то успокаивал не ко времени заплясавшую лошадь. Солдаты собирались поквитаться за стрелков на крышах и отступление, Робера тоже тянуло поднять Дракко в галоп, пронестись молчаливой, залитой вечерним золотом улицей, врезаться в наладившуюся на грабеж банду. Сдержался. У ардорцев – кажется, ближе всех они – есть охрана, а у сгрудившихся в Старом парке талигойцев – только герцог Эпинэ. Значит, к кошкам дипломатов! А крики-то стихли, зато застучали копыта. Южане вокруг напряглись, хотя кого-кого, а кавалеристов-погромщиков в городе пока не видели. Неоткуда им таким взяться!
Непонятные кони приближались быстро, было их немало, и шли они походной рысью. Мэйталь? Прорвавшийся из Нижнего Карваль или… Рокслей? Ну конечно же, он! Своих мозгов не хватает, вот и потащил Октавия к Проэмперадору!
– Грейндж, и все же у меня для вас есть пору… Постойте!
Это был не Рокслей, не южане, не ребята Халлорана. Из-за поворота, на ходу вытирая сабли, выезжали алаты во главе с его превосходительством господином послом, какового Робер видел всего лишь дважды – после смерти Катари и в день затеянного Левием переворота. Тогда это был дипломат, отчего-то избранный сестрой в свидетели, теперь к южанам подъезжал витязь и предводитель витязей.
Лихо топорщились усы, весело блестели зубы, рыжие закатные лучи играли богатым шитьем, румянили и без того раскрасневшиеся физиономии, откровенно довольные. Алаты явно сделали то, что принесло им удовлетворение, а Робер… Робер не мог отвести взгляда от тяжелой сабли в руке посла, не отличимой от той, что положил к ногам Фердинанда Оллара Рокэ Алва. Тот же изгиб клинка, то же широкое лезвие, те же стекающие с него темные маслянистые капли.
3
Пьетро умел не только убивать, но и воскрешать. Вымотанная Арлетта не успела возопить, когда Пьетро предложил размять ей ноги, а потом артачиться стало поздно и глупо. Еще большей глупостью было бы отказаться от предложенной настойки, графиня и не отказалась. Теперь она сидела под грушей на превращенном в подстилку плаще и блаженно щурилась на занятых будущим ужином мужчин. Мышцы продолжали ныть, но терпимо, будто напоминая о прежних своих заслугах и о том, что жизнь продолжается. Дул легкий ветерок, шелестели ветки и сухая трава.
День угасал, но света пока хватало – огурцы, во всяком случае, Джанис узнал и пленил целую дюжину. Пьетро тоже куда-то ходил, но вернулся, как и ушел, с пустыми руками, после чего взял ведро и отправился за водой. Видимо, поблизости имелся колодец – вставать и проверять не было сил, их вообще ни на что не было, вот Марианна, та первым делом сбросила платок и принялась, шипя, разбирать свалявшуюся гриву. Восхитительное зрелище оценила только Арлетта – Джанис то ли созерцал огурцы, то ли о чем-то размышлял, а принесший воду Пьетро занялся другой стихией, и вскоре в кем-то вырытой яме уютно затрещал небольшой костерок.
– Не волнуйтесь, сударыня, – монашек прочел очередную мысль, правда вялую и ленивую, – огонь видно только с нашей крыши, а дыма мало, и его сносит прочь от города. Я очень удивлюсь, если до утра нас потревожит кто-то, кроме нетопырей.
– Нетопыри такие милые. – Арлетта наклонилась и уже сама принялась растирать себе щиколотки. – В сравнении с людьми. Некоторыми…
– Закатные твари! – Джанис отшатнулся от огурцов, словно из них полезли змеи. – Да они все просто перебесились! Я же у Нохи видел вдову мэтра Редбока, законника! Таких сушеных… поискать, она ж по нужде без всяких этих… приличий не пойдет, а тут с мясным топориком, и где взяла-то?! И прямиком на Булыжника – был у меня такой… Глаза выкаченные, визжит, как… ну и раскроили дуре башку. Туда и дорога! Так ведь и другие не лучше, по виду – добропорядочные, а сами… Ну на кой им Ноха ваша сдалась?
– А твоим «орлам» она зачем? – вмешалась заплетшая наконец косы Марианна. – Души спасать кинулись?
– Ну, ты скажешь… – «Тень» хмыкнул и тут же посерьезнел. В сумраке он мог сойти за офицера, не столичного, само собой. – Души… Шкуры они спасали, а вообще что творится, один Леворукий разберет. Наши, пришлые, городские, все как с цепи сорвались, разве что проэмперадорские держатся, ну и «мыши»… Ваши то есть, церковные.
– Не все, – коротко бросил Пьетро, и Арлетта окончательно уверилась, что эти двое спелись.