Шрифт:
– Удачи, дети мои! Господин Проэмперадор, напомните мне при случае объяснить вам и баронессе суть брака, как ее понимает святой Адриан…
– Напомню. Не волнуйтесь, я хочу увидеть Марианну. И жить я тоже хочу…
– В таком случае благословение уже с вами.
Леворукий знает, в который за сегодня раз, – назад, мимо беженцев, под ожидающими, испуганными взглядами. Седой всадник на вороной мориске остался позади, рядом Жильбер и ночь. Мелькают факелы, редко, слишком редко блестят мушкеты. Если повезет, южане догонят Левия уже в полях, нет… Ну, значит, нет – куда денешься.
Кареты, повозки, тележки, тачки – факелов ближе к хвосту меньше, суеты и страха больше. И вдруг – песня. Как разрывающий предгрозовую духоту гром. Алаты. Едут, подбоченившись, за последними телегами и поют. Сабли в ножнах, но выхватить их – доля мгновенья.
Оседлаю я коня, гейя-гей, помни, милая, меня, гейя-гей…
– Живи [3] , Эпинэ. – Карои с молодым парнем – адъютант? оруженосец? – отстают от своих на пару корпусов. – Догоняйте!
3
Принятое у витязей прощание.
– И вы живите…
Скоро мне врагов рубить, гейя-гей, а тебе любовь хранить, гейя-гей…
Прошли, скрылись за похожим на утюг домом, а песня еще тянется алым сакацким плащом. Впереди грохот – южане, перегораживая улицу, опрокидывают телеги.
– Монсеньор, – объясняет подскочивший земляк с обмотанной тряпкой в горошек головой, – мы лошадей во двор завели. Так спокойней.
– Где Карваль и те, кто идет на Колодезную?
– За завалом у перекрестка… Вас ждет.
Дракко с трудом протискивается сквозь оставленную в баррикаде щель. Рядом – готовая ее заткнуть телега, на которую навалили что-то страшное и рогатое… перевернутый трактирный стол. А вот впереди, у перекрестка, и сам трактир; дом хороший, большой, ворота настежь… Жили себе люди, жили, кормили других, даже двери к лету покрасили, а пришлось все бросить и уходить. Дальше в переулке сгрудились солдаты и лошади. Никола держит под уздцы своего белоносого, рядом, ясное дело, Дювье с Мэтром Жанно, куда ж без них!
– Что тут у вас?
– Все в порядке, Монсеньор. Улицу, как вы видите, перегородили. Место не самое плохое, но и не самое лучшее: дом справа подгулял. Зато Благодатная тут не так широка, как дальше… Час продержаться можно спокойно.
– Отлично. Командуйте, а мы – на Колодезную.
– Нет, Монсеньор. На Колодезную еду я. Поверьте, так будет лучше.
– Точно, Монсеньор. Мы управимся…
И Дювье туда же! Значит, что-то узнали и опять, кошки их раздери, спасают.
– Никола, это мое дело.
– Нет, Монсеньор, мое. Его высокопреосвященство со мной согласен.
– Левия это не касается.
– Это касается меня, Монсеньор. Я никогда вас ни о чем не просил, а теперь прошу. Останьтесь здесь, его высокопреосвященство вам потом все объяснит.
– Мне объясните вы, причем сейчас.
– Монсеньор, нет времени. Для меня это очень важно.
– Генерал! – Парень в мундире стражника едва не сбивает Карваля с ног. – Эти… Мыльную прошли…
Спорить некогда, надо драться здесь, и надо успеть на Колодезную, Грейнджу там одному не управиться.
– Хорошо, Никола, будь по-вашему.
– Спасибо, Монсеньор. – Маленький генерал уже в седле, как и те, кому выпало драться через три улицы. Полсотни всадников, торопясь заступить дорогу прежде, чем к завалам выкатится толпа, срываются с места и пропадают в ночи, будто в трясине.
2
Баррикада была, мягко говоря, не Барсовыми Вратами, но и среди погромщиков Ворона не сыскать, все больше ызарги. Только ызарги, когда их много, сожрут хоть бы и волка, особенно если тот в западне.
Темная улица уходит во тьму горной расщелиной, из которой доносится глухой жутковатый гул. Судя по нему, покоя остается минут на пять, не больше. Слева – здоровенный склад. Каменный цоколь, а выше толстые бревна, редкие окошки забраны решетками, ворота где-то сзади. Склад, насколько Робер успел заметить, примыкал к другому, такому же. Вот справа, как и предупреждал Никола, хуже. Дом какого-то торговца, сейчас пустой и наглухо запертый, и сам был невысок, и ограда подкачала, и ворота во двор – как раз со стороны мародеров. А здание напротив, как назло, на целый этаж выше. Если там, наверху, засядут с мушкетами…