Шрифт:
— Ах, нет, как можно шутить.
— Вы меня просто в дуру поставили! По вашей же просьбе сватаю вас, получаю согласие; а вы на попятный двор!.. Это, государь мой, не водится!.. Вы теперь уж не можете отказываться!..
— Анна Тихоновна… обстоятельства такого рода… Я бы рад… да… если вам известно…
— Что такое?
— Я имею верное сведение, что Полковник намерен жениться на Зое Романовне.
— Это кто сказал вам?
— Я это наверно знаю.
— Это совершенно ложь! Помилуйте, я сегодня была у Натальи Ильинишны; неужели она бы стала сватать дочь свою за двух в одно время?
— Этого уже я не знаю; знаю только, что Полковник имеет намерение и едет по этому случаю в отпуск.
— Да пусть он имеет намерение; а за вас отдадут Зою Романовну.
— Нет-с, право, не могу!
— Нуууу! — произнесла Анна Тихоновна протяжно. Анна Тихоновна замолчала после нууу, стала смотреть по сторонам; Маиору нечего было говорить. Он встал.
— Извините, Анна Тихоновна…
— Прощайте! — сказала она сухо.
И Маиор неловким шагом отретировался из комнаты.
— Ай да Маиор! нуууу! — проговорила Анна Тихоновна вслед за ним.
На третий день после этих неприятных событий для расчетов Анны Тихоновны полк получил повеление выступить в поход в 24 часа. Город как будто обмелел внезапно.
Жители необыкновенно как привыкают к военным гостям. После выхода их в маленьком городке наступает какая-то мертвая тишина, опустение; на улицах никто не пошумит; никто, кроме петуха, не повестит зари; не слышно ни раз! ни два! ни музыки, ни барабана; экзерцирхауз стал простым сараем; на солнце не видать набеленных портупей; вооружение стен тесаками и лямками исчезло; фанты и пляски кончились; красные девушки не сидят уже под косящетым окошечком… Все не то, что было!
— И к счастью! — сказала Наталья Ильинишна Анне Тихоновне, — тут бы сосватали, а тут и поход; жди да поджидай, покуда воротится с войны; а может быть, и убьют, чего доброго!
Настал черед, настала честь Судье.
Наталья Ильинишна за ним ухаживает, Анна Тихоновна его умасливает. Дело вперед не идет, а катится: остается только, как выражаются русские сваты и свахи, уломать Зою Романовну.
— Зоя, мой друг, — говорит ей опять Наталья Ильинишна, — ты знаешь, как я тебя люблю; тебе известно, как я желаю, чтоб ты была счастлива…
При этих словах Наталья Ильинишна целует ее в чело и продолжает с слезами:
— Мне одно желание остается, чтоб бог привел полелеять на своих руках внучков… С этой радостью я бы и в гроб пошла… Отец твой и я давно думаем о человеке, который бы составил твое счастие… Сердце, мой друг, — змея: не на него должно полагаться детям, во всяком случае, не на свой неопытный разум, а на выбор отца и матери; потому что их лучшее благо есть счастье детей… Ты, верно, столько рассудительна, что не будешь противоречить отцу и матери… Скажи, мой друг, правду ли я говорю?
Зоя внимательно слушала слова матери, опустив глаза в землю и дергая шелковинки из ленты.
— Что ж вам угодно от меня? — спросила она вместо ответа.
— Мы желали бы выдать тебя замуж.
— За кого?
— Для замужества, мой друг, не нужно страсти; нужно только уважение к человеку: привычка всегда обращается в любовь.
— Для меня все равно, — отвечала Зоя равнодушно, — за кого хотите, за того и выдавайте меня замуж.
— Я знала твое благоразумие и выбрала человека умного, хозяина, который не расточит твоего приданого, не пустит ни себя, ни жены по миру… Человек возмужалый, имеет значительное звание, назначен теперь председателем палаты в Киеве, и можно быть уверенной, что женится не на приданом, а по любви…
— Кто ж такой?
— Ты знаешь его… Семен Кузьмич…
Зоя вскочила с места.
— Семен Кузьмич! — вскричала она, — такой толстой!..
— Что ж такое, мой друг, отец твой был толще, когда я выходила за него замуж.
— Так вы хотите отдать меня за Семена Кузьмича?
— Да; это составляет наше желание.
— Что ж, отдавайте! — произнесла Зоя еще равнодушнее, чем прежде.
Наталья Ильинишна никак не воображала, чтоб так легко можно было уговорить Зою; она думала, что нужно будет употребить для этого и материнские ласки, и отцовскую строгость, и просьбы, и слезы, и приказания, и соблазны, и обещания.
Роман Матвеевич не противился желанию Натальи Ильинишны выдать скорее Зою замуж; но также сделал замечание, что Судья слишком толст для Зои.
— Спадет жир, как женится, — сказала Наталья Ильинишна и немедленно же сообщила радостное известие Анне Тихоновне; Анна Тихоновна Судье; Судья запыхтел от полноты своего счастия.
Он заторопил решительное объяснение и свадьбу по причине скорого отъезда своего в Киев, где он в самом деле получил место председателя и куда должен был отправиться по сдаче должности.